Троцкий, тот просто приходил в ярость, когда кто-то заикался, что он Бронштейн. Троцкий – фамилия, кстати, дворянская. Однажды к нему, второму человеку в молодой советской республике, пришла делегация сионских мудрецов и стала просить, чтобы поубавили террор и реквизиции, мол, это и по евреям тоже ударяет. Демон революции ответил, что он по национальности коминтерновец и частными вопросами не занимается. Впрочем, когда ему не доверили руководство всемогущим госпланом, Лев Давидович заявил: «Это из-за того, что я еврей!» Члены ЦК глянули друг на друга и рассмеялись. Кстати, я в молодости, работая в Бауманском РК ВЛКСМ, застал «комсомольцев 1920-х», искренне считавших себя интернационалистами по «пятому пункту». Правда, дети и внуки многих из них в 1970-80-е уехали из СССР на историческую родину. Видимо, половым путем «интернационализм» не передается.
Но вернемся к главной теме нашего разговора. Так в чем же дело? Почему я, чувствуя себя русским, испытываю, некий дискомфорт в России, как впрочем, и многие мои соплеменники? Поверьте, прежде чем усесться за эти заметки, я долго колебался, мол, стоит ли так подставляться? В нашей стране «русская тема» в открытой публицистике, если не запретная, то и небезопасная: тронув ее, легко прослыть русским националистом, а это совсем не то, что литовский, молдавский или грузинский националист. В нашем языке слово «националист» в отличие от английского имеет отчетливо отрицательную, как сказали бы специалисты, коннотацию. А сочетание «русский националист» – это вообще ярлык, который по оранжевой опасности приближается к желтой звезде времен фашистской оккупации. После публикации этих заметок, полагаю, меня выставят вон из многих престижных общественных органов, из того же Совета по культуре и искусству при президенте. Жаль, конечно, но судьба Отечества важнее, а она напрямую зависит ныне от русского вопроса.
Теперь обратимся к истории. Бывая на Маросейке, где когда-то родился, я прохожу мимо доходного дома, выстроенного в начале 20-го века, и всякий раз мне бросается в глаза табличка: «В память о тех, кто ушел из этого дома и не вернулся. 1932–1937. 1941–1945». Со второй парой дат все ясно – Священная война. А вот первая озадачивает. Разве те, кого уводили из этого дома с 1917-го по 1932-й, не в счет? Их не жалко? К тому же, те, кто «ушел и не вернулся в 1932–1937», дружно и без особых угрызений совести заселились в квартиры тех, кого уводили в 1917–1931 гг. Первопрестольная перед революцией была не такая многоплеменная, как ныне, и выходит, речь идет в основном о русской элите: инженерах, ученых, педагогах, деятелях культуры, чиновниках, присяжных поверенных, купцах… Именно они населяли богатый дом, высоко вознесшийся над двухэтажной посленаполеоновской застройкой. Правда, весьма странная мемориальная избирательность? И вывод напрашивается интересный. Оказывается, в головах людей, сегодня живущих в этом престижном доме, витает удивительная мысль: революция 1917-го – дело, в сущности, хорошее, если бы потом не случились 1930-е годы. Увы, этот странный факт тоже имеет отношение к заявленной автором теме. Но об этом ниже.