— Ты точно не хочешь, чтобы я тоже пошла? — спросила Малин.
— Точно. У тебя и так дел невпроворот.
— Но ты так давно там не был. К тому же похороны…
Монсон поцеловал жену в щеку.
— Спасибо за заботу, но я справлюсь. И не забудь — у меня будет компания. Они вот-вот появятся.
В ту же минуту коготки Беллы зацарапали паркет и послышался звонкий лай, всегда предшествовавший звонку. Монсон сделал глубокий вдох и в последний раз проверил в зеркале свое отражение.
— Ты готов? — спросила Малин. Он кивнул:
— Готов.
Вероника Линд обняла его и поцеловала в щеку, а потом поздоровалась с Малин — так, словно они были старыми друзьями. Монсон протянул руку молодому блондину, который пришел с Вероникой.
— Вы, наверное, Исак?
Мужчина кивнул и пожал ему руку. Движения Исака были несколько замедленными; казалось, что темный костюм его стесняет. На лице у него еще кое-где виднелись следы побоев. Монсон вспомнил мальчика с льняными волосами, который когда-то застенчиво улыбнулся ему, сидя за столом в доме Роота. Почувствовал комок в горле.
— Я часто думал о тебе и твоей сестре. — Он торопливо откашлялся. — Она приедет?
— Нет. — Исак покачал головой. — Мы с Осой решили, что семью буду представлять я… Ведь Билли был нам сводным братом, — прибавил он, хотя объяснений тут явно не требовалось.
Монсон не знал, что на это ответить, и какое-то время оба натянуто молчали. Монсон слышал, как у него за спиной беседуют Вероника и Малин.
— Спасибо, что вы его пригласили, — говорила Малин. — Для Кристера это очень много значит. Больше, чем он сам готов признать.
Монсон покосился на Исака. Но если молодой человек и слышал слова Малин, у него хватило такта этого не показать.
— Я тут собрал нам корзинку, — сказал Монсон, отыскав новую тему для разговора. — Кофе и кекс с ревенем. Мой фирменный рецепт.
— Сто лет не ел домашних пирогов. — Исак улыбнулся. — А в детстве очень любил. И ревень тоже.
— Вот и хорошо. — Монсон просиял.
— Ну что, вы готовы? — спросила Вероника. — Ехать довольно долго.
Она взяла Монсона под руку, и они пошли к машине. Исак задержался, принимая у Малин корзинку.
— Вам очень идет форма, — сказала Вероника, и это почему-то заставило Монсона слегка покраснеть. В Веронике что-то изменилось. Может, взгляд? Монсону нравилась эта перемена.
— Подумать только — ведь я подошел так близко, — проговорил он. — В буквальном смысле держал в руках ключ к разгадке. Если бы только Роот рассказал… я имею в виду — он же наверняка понимал, что сделала Магдалена.
Вероника кивнула.
— Я думаю, Томми действительно любил маму. Знал, что она больна, и потому не смог выдать ее. Это и по письмам видно. Ведь он сохранил их, а не уничтожил.