Современная кубинская повесть (Наварро, Коссио) - страница 120

но смущенно запнулся, испугавшись, что совершил бестактность. Габриэль видел, как он ступил на землю и, не оглянувшись, глубоко вздохнул.

«Да, теперь самое время», — подумал Габриэль. Он обернулся и, когда должна была выходить из лодки Луиса, непринужденным, естественным движением протянул ей руку. Луиса на миг остановилась, молча вскинула глаза и, наконец, оперлась на его руку.

Рыбак тихо, доверительно рассказывал, как он остался без горючего в открытом море. Его было не узнать: со спокойным, открытым лицом глядел он на солдата, накладывавшего повязку и закреплявшего раненую руку. Будто и боли не чувствовал. Габриэль подошел к нему и посмотрел в упор.

— Ты знал заранее, старик? — спросил он.

Луго испытующе и сурово глянул на него, собираясь с мыслями и взвешивая, как его ответ будет принят. На лбу у рыбака проступили капли пота, зрачки блестели по-особенному. И оба они посмотрели в глаза друг другу, точно с этой минуты обоим стала известна тайна, которую следовало тщательно хранить.

Темные, тяжелые тучи медленно ползли по небу. Вдруг они будто застыли, и полил бесшумный, неторопливый, но обильный и упорный дождь.

Мигель Коссио

БРЮМЕР

MIGUEL COSSIO

BRUMARIO

1980


Перевод В. КАПАНАДЗЕ

Нет иглы без колющего кончика.
Нет ножа без режущего лезвия.
Смерть приходит к нам в обличье разном.
Ноги наши по земле отцов ступают.
Руки к небесам простерты божьим.
Но придет мой срок, и в знойный полдень
на плечах друзей я в путь отправлюсь, —
путь лежит мне через город мертвых.
Когда я умру, не хороните
вы меня в лесу, в глухой чащобе:
я боюсь лесных шипов колючих.
Когда я умру, не хороните
вы меня в лесу, в глухой чащобе:
я боюсь лесной студеной влаги.
Лучше вы меня похороните
под высоким деревом тенистым
на базарной площади просторной.
Я хочу и после смерти слышать,
как гремят, рокочут барабаны.
Я хочу и после смерти слышать,
как дрожит земля от ног танцоров.
«Смерть»
(поэма анонимного автора из селения Куба в Центральном Конго)

Мчась в ночи навстречу судьбе, ты, возможно, думаешь о внезапно расстроившихся планах, о важных делах, которые откладывал со дня на день, да так и не сделал, об ограниченности времени, отпущенного тебе в этой жизни. И кажется, что время это убывает на глазах, грозя прерваться, обратиться в ничто, в пустоту, за которой — небытие. Обо всем этом ты вяло размышляешь сейчас, страдая от пронизывающего до костей ветра и тряски в кузове армейского грузовика, который на бешеной скорости, с потушенными фарами, несется по шоссе. Тебя снова и снова швыряет из стороны в сторону; ты сталкиваешься с Серхио Интеллектуалом; задеваешь за колени какого-то милисиано, похожего на призрак и тем не менее вполне осязаемого, да к тому же мирно посапывающего; ударяешься об оградительную цепь, подвешенную вдоль заднего борта, который раскачивается и скрипит так, что никакие нервы не выдержат; натыкаешься на уложенные второпях узлы и вещевые мешки, на промасленные винтовки и ящики с патронами, которые вы сообща грузили при свете уличных фонарей и тусклых карманных фонариков.