— Не про тебя эта девушка, Мануэль.
А я ничего не видел и не слышал. На танцах все засматривались на нее, хотя были девушки и посимпатичнее. Но таких глаз, как у Маньики, ни у кого! Ни у кого! Я, право слово, так был влюблен в нее, что даже ревновать не успевал. Она мне совсем голову вскружила — все мысли о ней.
Как раз когда я ухаживал за Маньикой, случился страшный циклон. Это было в октябре двадцать шестого года. Он все порушил, и, можно сказать, нашу любовь тоже. Точно черная птица накрыла остров огромными крыльями. Я как-никак имел понятие о циклоне, не забыл, что творилось в девятнадцатом году, а Маньика только приехала на Кубу и чуть в уме не повредилась от всего.
Чего я не терпел, так это здешних ливней. Не мог к ним привыкнуть. Всегда захватят человека врасплох. Циклон в двадцать шестом году начался с бешеных ливней, которые затопили весь город. Перепуганные люди что-то прибивали, складывали, прятали. Морские волны и обвальные дожди превратили Ведадо в настоящее озеро. Все вышло из строя — встали трамваи, не было света, питьевой воды… Ну, просто всемирный потоп, а бежать некуда. Никого не помиловал этот циклон, даже самых проворных и опытных. Богачи молили помощи у бедных… Конец света! Чемоданы, обувь, одежда валялись на улицах и в садах Ведадо. Кругом грохот, все трещит, ломается, и никто не выбегает за своими вещами. Я сам видел, как плавали на залитом водой Малеконе черные пианино, видел покореженные винтовые лестницы, сброшенные на мостовую ураганным ветром. Полицейские, которые подавали сигнал тревоги, сами не успевали вовремя прибежать на помощь. Иногда полицейский, чтобы его не унесло ветром, обхватит телеграфный столб — и ни с места. В бешеном шуме никаких свистков не слышно. Напрасный труд. На моих глазах срывало с домов крыши, точно скатерти со столов. По улицам неслись потоки воды, а в ней — дохлые собаки, кошки, козы. Несколько недель в городе стояла страшная вонь. Какая-то промозглая, затхлая, как от гнилых фруктов.
Больше месяца мне везде чудился этот смрадный запах. Как вспомню — волосы дыбом. Люди остались без всего: без одежды, без еды, без крова. Бродят по улицам и молят о помощи. Ну, просто толпы безумных. Идут, а куда — сами не знают. Дом, где я жил, весь завалился от ветра. Чтобы выбраться на улицу, жильцы еле-еле отволокли в сторону столетний лавр, который упал и загородил двери. Я весь циклон пересидел в лавке на углу Двадцать седьмой улицы. Лавка прижималась к холму, в защищенном месте. Народу туда набилось до ужаса. Женщины плакали, вопили от страха. Хозяин лавки привязывал детей к мешкам с рисом и фасолью, чтобы сидели смирно. Вода проникала внутрь через щели в окнах. На полу — целое озеро. Этот циклон в двадцать шестом году — страх господний! На город вместе с ветром обрушились морские волны да еще гроза. Все напасти сразу. Я уже говорил, такого циклона я больше никогда не видел. Не сравнить с тем, что в девятнадцатом был, ни с «Толедо» в двадцать четвертом, да ни с каким. Потом, когда мы наконец вылезли из лавки, через улицы переходили только по доскам от разрушенных домов. Лодок на всех не хватало. Народ перебирался по крышам, цепляясь за что попало, даже за трамвайные провода. Я сам видел целехонькие деревянные крыши, перекинутые с одной стороны улицы на другую. А в воде разбитые в щепы двери и оконные рамы. Все это громоздилось на перекрестках и забивало водостоки. Фонари и кресла, которые кубинцы ставят у дверей домов, плыли по Двадцать третьей улице. Ливень бушевал несколько дней. Все в городе пострадали от бедствия. Сколько семей осталось без крова! В президентском дворце выбило почти все стекла. Даже Мачадо с супругой отсиживались во время циклона в дворцовом подвале. Потом Мачадо часа два или три на своей машине объезжал места, где больше всего разрушений. Министр общественных работ сопровождал его. И еще какой-то Обрегон. Его прозвали Короедом за то, что прикарманил деньги, которые выделили на строительство деревянных домов для бедняков. Алькальд Гаваны Мануэль Перейра, из той же бандитской шайки, запросил помощи у населения. Давали кто что мог. Даже мне пришлось отдать фланелевую рубашку и рабочие брюки. Из «Красного Креста» ходили по домам, собирали все подряд для пострадавших.