Иньиго поглядел на нее с притворным любопытством. «Ну и упорная старушенция», — подумал он. Она что-то бормотала, ни к кому не обращаясь. Была она очень худая, довольно смуглая, с длинными прямыми прядями волос. Под глазами дряблые белесоватые мешочки — наверно, от бессонницы и недоедания.
— Там старух не больно-то привечают, — ухмыляясь, сказал Иньиго.
— Может, я там чему-нибудь научусь, — настаивала старуха. — Буду их слушаться, посмотрю, как они живут, и, может, мои старые кости привыкнут к холоду.
Солнце жгло ее морщинистое лицо; от жары лоснились лоб и подбородок. Казалось, она ничего этого не чувствует.
— Мои дети там, — повторяла она. И, словно кто-то ее спросил или просто из желания признаться в этом себе, старуха стала рассказывать: — Один сын у меня военный был, а другой… право, сама не знаю. Они уже давно там. Они вынуждены были уехать. Боже мой!
Иньиго не замечал в глазах старухи огонька ненависти.
— Там не разрешают людям, особливо старым, жаловаться и ворчать, — весело проговорил он. Глядя на старуху, Иньиго прикинул: ей, наверно, лет восемьдесят. «Откуда ж она деньги-то взяла?» — спросил он себя.
— Не плачьте, — сказала Луиса. По щекам старой женщины поползли две слезы.
— Там… — только и вымолвила старуха и прибавила: — Я же не хочу плакать…
Солнце все больше припекало. Море было спокойно.
Рыбак показал на дно — в лодке набралось уже порядочно воды. Гаспар взял жестяную банку из-под масла и принялся выплескивать воду за борт.
Старуха вдруг стала тревожно озираться, выражение ее лица непрестанно менялось.
— Мне надо сходить по нужде, — пробормотала она.
Все посмотрели на нее, сперва с удивлением, потом, уразумев в чем дело, с явной досадой.
— Эй, старуха, — злобно бросил Иньиго. — Тут кустиков нет, выйти тебе некуда.
— Но мне надо, — настаивала старуха. — Если я не сделаю… — И жалобно зачастила: — Мне надо, мне надо…
Мгновение спустя все отвернулись — скорее с отвращением, чем с неловкостью. Только Луиса сидела спокойно, однако не старалась помочь старухе. Остальные отодвинулись, прижались к бортам: им было в эту минуту не до любезности, да и вообще любезностью они не отличались.
Старуха делала вид, что ничего не замечает.
Еще несколько минут, и это событие потеряло для всех интерес.
1961
— Так не может продолжаться, молодой человек.
— Нет, так и будет. Ну, что этот чертов старик нам сделает?
— Оставь меня, Хорхе, на нас смотрят.
— Пожалуйста, Нора. Тут нет ничего плохого. Я тебя люблю.
— Иногда мне кажется, что нет, что ты только так…
— Вы знаете, молодой человек, что вы натворили?