— Да… — сдавленно прошептал Миша. Больше всего на свете он хотел одного, чтоб это поскорее кончилось, безразлично как.
— Тогда расскажите мне, со всеми подробностями, каким образом Розенцвайг планирует переправить партию антиквариата и коллекцию картин Черниговского художественного музея за рубеж? — чрезвычайно медленно и раздельно проговорил, допрашивающий его незнакомец и навел на него свои ужасные глаза.
Ничего не скрывая, Миша рассказал ему то, немногое, что он знал о Напханюке, а также о запасном варианте. О том, что в случае, если не удастся договориться с Напханюком, Розенцвайг планировала вывезти антиквариат по второму каналу, с дипломатической почтой. Но он не знал, ни названия посольства, ни имени дипломата. И самое главное, Миша не знал и даже не догадывался, где Альбина это все хранила. Хоть Миша и не надеялся на это, но садюга-похититель ему поверил. Он, молча собрал орудия пыток и, не попрощавшись, ушел.
Если проанализировать и обобщить суть внутренних механизмов предательств, то можно прийти к выводу, что большинство из них совершается не намеренно, а по слабости характера. В самом худшем, что случается в жизни, повинны не зло и жестокость, а чаще всего слабость. Уходя, рассуждал про себя Очерет. Мотивы любого предательства, как правило, просты, с некоторыми незначительными вариациями. И хотя все случаи предательства по-своему уникальны, в них, как и в самих изменниках, много общего. Трусость и эгоизм — движущие силы предательства. Очерет много об этом размышлял, непроизвольно сравнивая себя, человека чести, с предателем. С одним из тех, жалких, уронивших себя ничтожеств, запутавшихся в липкий паутине предательства.
По этому вопросу он располагал богатым фактическим материалом, которого хватило бы для того, чтобы написать на эту тему основательную монографию. Он даже название для нее придумал: «Анатомия предательства». Он бы мог ее написать без труда, точнее, не напрягаясь. Но он не видел в этом смысла, ему не для кого было ее писать. Размышляя над темой предательства, у него всегда возникал один и тот же вопрос: «Через что может переступить предатель, чтобы остаться собой?» Ответ всегда был неизменным: «Через все, кроме самого себя». И вне связи с этим, он, будто глядя со стороны, отметил, что в последние годы люди стали для него безразличны и безлики, как лишенные лица манекены, и даже внутренняя речь его изменилась, теперь она постоянно была пропитана желчью цинизма.
Миша сидел на железной кровати с плоским слежавшимся тюфяком, прикованный за руку наручниками к литой чугунной спинке, и размышлял над своей жизнью. Новая беда обрушилась на него, дичайшая по своей нелепости и чем-то напоминающая кошмарный сон. Эх, кто бы сказал мне, что это всего-навсего сон… А может, нескончаемым сном до этого было его прежнее существование? Будто в сумерках вечерних, не ведая ни радости, ни горя, сгоревшей спичкой он лежал на обочине, наблюдая, как мимо с шумом проносится жизнь. Налетевший ветер подхватил его и понес так быстро, что теперь был явственно виден конец его полета. Неужели мне суждено умереть, так и не узнав, зачем я жил?