Жарким августовским днем Миша со своим наставником углубились в паутину горбатых переулков, шли на вызов к местному жителю, некому гражданину по фамилии Карандей. В заявке, принятой по телефону, значилось: «Телевизор — «Знамя-58». Мигает, как проклятый!» Хата Карандея в два окна, как и все здесь, была крыта камышом и напоминала курятник. На побеленной мелом саманной стене гуталином был выведен адрес: «Щемиловка — 15». Гуталин на солнце подтек, и кривые буквы приобрели некую художественность. На покосившемся штакетнике из почерневших от времени досок сушилась новая браконьерская сеть. Хозяин, невысокий и смуглый, с грозно щетинившимися из-под маленького носа сапожком усами, глядел на них из-подо лба, как паук на очередную жертву. У него были маленькие цепкие глаза с желтушными белками, верный признак многолетней дружбы с алкогольными суррогатами, а усы, вызывали непроизвольное желание сосчитать редкие, похожие на черную проволоку волосы.
Вот где он его видел! Но это было так давно, что паук должен быть уже стариком. Тот, когдатошний его прототип, впившись в них своими колючими глазками и пробурчав что-то наподобие приветствия, начал делать приглашающие жесты двумя руками, словно намеревался, как курей, загнать их в свою паучью берлогу. Мишу это насторожило, но хочешь, не хочешь, а идти надо, ведь там должен был находиться виновник их вызова. Внутри, вместо телевизора на земляном полу валялась груда щепок от деревянного корпуса и битые радиолампы в переплетении обугленных проводов. Выяснилось, что последнее время телевизор начал периодически подмигивать своему суровому хозяину, и как на зло, в самых интересных местах передачи. Вполне закономерно, хозяин вначале проникся к нему своим нерасположением, а после люто возненавидел. Когда стали показывать футбольный матч, телевизор вообще потерял всякую совесть. Вначале он просто ехидно подмигивал. Карандей пару раз его стукнул, совсем слегка, «зовсим легохонько»… Но подлый телевизор замигал так, что смотреть его стало совсем невозможно. Карандей избил об телевизор все свои руки, но тот упрямо продолжал мигать. А когда комментатор завыл: «Г-о-о-л!», мученик Карандей сорвал со стены дробовик и выпалил в мигающий экран картечью.
— Картечью?.. А, почему не дробями? Тут все на уток охотятся. Картечь, она ж на крупного зверя, — невозмутимо поинтересовался Мишин наставник.
Миша называл его про себя «Наставник молодежи», ему было тридцать два года, он был запойный пьяница.
— То для рыбных инспекторов… Для них, змеёв зеленых, картечь в самый раз, — пояснил ему Карандей.