«Так недолго и подвеску повредить, хозяин будет недоволен», — озабочено сказал Очерет. Когда он бывал наедине с собой, а он всегда был один, он разговаривал, забавляя себя мрачными каламбурами. «Видишь, совсем не больно. Разве это сравнимо с трехколесным велосипедом, которым ровняют асфальт», — усмехнувшись одними губами, произнес Очерет. Привычка развлекать себя шутками появилась у Очерета давно, во время его долгих одиночных операций, когда лишь подобное развлечение помогало ему осознавать, что он не потерялся в безбрежном океане времени.
«Несовместимые с жизнью повреждения влекут за собой наступление смерти и состоят с последней в прямой и непосредственной связи, являясь ее причинами…» — развлекался Очерет, вспомнившимися цитатами из специальных руководств, написанных свихнувшимися от своей учености учеными. Поворот направо на улицу Гончара, под колесами шуршал асфальт. Машина хорошо держала дорогу. Потом налево и через три минуты Очерет подъехал к станции метро «Университет». Он припарковал «Жигули» у обочины и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Подходя к входу в метро, он на ходу снял телесного цвета нитяные перчатки, легко пропускающие воздух, и незаметно уронил их в мусорную урну.
На Мишу напали.
Вечером, в конце рабочего дня он вышел из антикварного магазина, где работал, передав его на попечение охраннику, и пошел в сторону троллейбусной остановки. Бритоголовый громила неожиданно шагнул ему навстречу и ударил под дых. Он помнил, как его втащили в машину и прижимали ко рту большой холодный тампон, как он инстинктивно вырывался и не хотел вдыхать удушливый запах эфира, а потом сдался и безвольно и сладко провалился в темную пустоту.
Очнулся он, сидя на полу. Он осмотрел себя и подумал: «Это я, и я все еще жив». На поясе у него позвякивала стальная цепь с плоским замком, она была продета за трубу, похоже, парового отопления. Перед ним стоял и сурово его разглядывал невысокий, грозного вида мужчина лет тридцати с жестко торчащими усами и черными взъерошенными волосами. Его глаза были едва видны из-под низко нависших бровей. Правое плечо у него было выше левого. На нем была сильно растянутая вылинявшая синяя майка и черные сатиновые трусы. Все его тело было покрыто татуировками.
Мише показалось, что он раньше его уже видел. Но никак не мог вспомнить, где и когда? Вспомнил, он! После десятого класса поступить в институт не удалось, и он пошел учиться на телемастера, модную в то время профессию. Для освоения этой сложной специальности надо было шесть месяцев проработать учеником телемастера. Район их обслуживания назывался «Военное», он находился на окраине Херсона и напоминал помойную яму. В жалких лачугах здесь ютилась местная голытьба, перебивавшаяся случайными заработками. Их низкие, в рост человека глинобитные мазанки, напоминали будки в зверинце. Похожие на щели улицы, петляя, спускались к Днепру. Между высоким обрывистым берегом из ракушечника и рекой находилась узкая кромка суши, состоящая из выброшенной на берег тины, бытовых отходов и битого стекла. В реке на приколе болталось множество смоленых рыбачьих лодок ‒ каюков. Здесь не было ни водопровода, ни канализации. Мусор местные жители вываливали прямо на свои «улицы». Доносившийся отовсюду запах мочи, перекрывало зловоние выгребных ям и гниющих отходов. В дождливую погоду ноги по щиколотку и выше утопали в вязкой жиже. Дурную болезнь здесь можно было подхватить, просто прислонившись к забору. Царство грязи и нищеты.