— В Ереване капиталистов не было, — изрекал он. — Африкяны было завелись — подзатыльник получили. А Тифлис вот был — был городом бурно развивающейся торговли. К примеру, перламутровые пуговицы. Взял пригоршню, вышел из дому — домой с двумя горстями золота возвращаешься. Вон как.
От былой их славы только и осталось фото на стене — на фоне романтически изогнутых тополей, луны, озера и лебедей — четыре ученика, два приказчика, сам он — хозяин с золотой цепью на груди — и жена. Мадам Сатеник и пуговичный купец Аванес, который не был жаден и потому прогорел. Все на фото красивые, как это бывает на старых фотографиях, лица сосредоточенные, с печалью.
Он нащупывал костяшку домино, считая количество ямок на ней, ставил на стол. А жена говорила, какой она костяшкой пошла.
— Пять и шесть, — сказала жена, пристраивая свою костяшку.
В комнату вошел незнакомый человек, поздоровался по-домашнему с семейством: мадам Сатеник! Розик! Дядя Аванес! Снял фуражку с черным лакированным козырьком, провел рукой по волосам и, облизав короткие усы, уселся. С подозрением глянул на Стефана, потом уставился на Розик и уже глаз не отводил, делая вид, что разглядывает домино.
— Сын нашей соседки, врач, Стефан.
Стефан и незнакомец посмотрели друг на друга, улыбнулись враждебно.
— Слышал про вас, — кивнул незнакомец. — Напротив живете, на втором этаже, так?…
Незнакомец смотрел на расхаживающие по комнате ноги Розик и радовался, как ребенок заводной игрушке радуется…
Розик принесла и поставила рядом с ним, на ящик из-под сахара, стакан чаю. Стефану не принесла, а ему принесла. От чая поднимался пар. И — два куска сахара на блюдце. Одного бы ему не хватило! Сами недавно говорили о сахаре, говорили, нигде нету, не достать.
— У нас в учреждении составили списки и вместо зарплаты дали сахар. Кассир пошел в банк, хи-хи, — принес сахар.
Неправда. Все говорят неправду. Все жадные. Все прижимистые. Только никто о себе не скажет: я прижимистый. «У Рафа на свадьбе, в учреждении, в банке с кем-то танцевала, теперь не помнит…» А незнакомец пил чай, и глаза у него при этом делались мечтательные.
— Посиди, Стефан, куда заторопился? Еще и не поговорили как следует.
— Твой ход, дядя Аванес, не зевай, — сказал незнакомец.
…Во дворе всегда слышался стрекот швейной машины матери. Он вошел в комнату и увидел мать на коленях перед высокой женщиной, мать снимала мерку от талии до колен.
— Так хорошо? Не коротко будет? Может, прибавить? Смотрите. Как знаете.
— Я похудела немножко, — сказала заказчица.
— Да, немножко похудели.
— Платье будет висеть на мне.