— Я подумал, что тебе будет комфортнее рассказывать, зная, что никто больше ничего не услышит и не поймет. Здесь можно себя не контролировать. Если захочешь — можно даже кричать и кидаться камнями.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
Мы подошли к широкому каменному парапету и сели. Солнце садилось за горизонт, окрашивая небо яркими закатными тонами. Легкий ветер трепал пряди волос, принося запах зелени и прогретой за день земли. Тишину разбавляли только трели птиц.
— Я хотела рассказать тебе все, чтобы ты понял, и, может быть, помог мне разобраться во всем. Начну с самого детства, наверно. Моя мать умерла от рака, когда я еще была маленькой. Оставила нас с отцом. Знаешь, я ненавидела ее всегда за это — за то, что она бросила. А мне она была нужна. И отцу нужна. Он не смирился с ее потерей, но все же пытался завести другие отношения. Ничего не вышло. И он начал пить. Сначала он стал кричать на меня, потом пошли подзатыльники. По мере того, как я росла, менялось и его отношение ко мне. Может быть, еще играло роль то, что я очень похожа на мать — просто копия ее в молодости. Была. Я постаралась сейчас избавиться от этого сходства. Так вот, возможно, отец видел во мне мою мать, которая нас бросила, и поэтому вымещал злость. Я росла в ежовых рукавицах, под тотальным контролем. После школы пошла сразу на работу. Я знала несколько правил общения с отцом — не перечить было одним из самых главных. Не злить, чтобы не усугубить. Однажды я это правило нарушила. Но когда получила пощечину, мне нужно было заткнуться. Но я не могла — все говорила и говорила. Он тогда держал меня за волосы, а потом оттолкнул… и я зацепилась ногой. В общем, я упала, и по пути ударилась головой. Потеряла сознание. Отец испугался — когда я пришла в себя, он сидел на полу и держал на коленях мою голову, извинялся, говорил, что не хотел. Я знаю, что не хотел. И вот после этого я как-то вечером сидела на набережной, и ко мне подошел Майкл. Просто, у него там была встреча, а я разглядывала их, вот он и подошел. А потом и увидел мои отметины на лице. С тех пор он и взял меня под опеку, что ли — говорил со мной, убеждал, что я не могу оставлять все так, как есть. И я послушалась. В другой раз, когда отец разозлился и хотел меня ударить, я не позволила — сказала, что закричу, и закричала. Он злой буквально вылетел из дома. А ночью вернулся уже избитый и раненый — ножевые. Я помню, как плакала, прижимала к его животу полотенце, и ждала скорую. Он сказал, что это я виновата в произошедшем. Вроде как, промолчи я, он не ушел бы из дома в таком состоянии и не нарвался на драку. Он умер до приезда скорой. Я тогда позвонила Майклу, он забрал меня. Не знаю, как бы я без него пережила то время — он вызвал клининговую компанию, чтобы мне не пришлось вытирать кровь с пола, он организовал похороны, помог с оформлением всех документов на дом. И просто поддерживал меня. Его идеей было переехать. И с его же помощью был продан тот старый дом, и в кратчайшие сроки куплен новый. Только вот я все равно не могу поговорить с ним обо всем. Не знаю, почему. Может, боюсь подпустить его ближе — ведь терять больно, а от меня все уходят. О той неудачной попытке изнасилования Майкл не знает. И не знает о том, как меня разрывает от эмоций временами. Я не справляюсь с ними. И не знаю, что мне делать. Боюсь, что однажды я могу совершить то, что отмотать назад будет уже нельзя.