Я тогда подумала, что мама, устроив для нас это испытание, заботилась о том, чтобы мы не утонули, но мой тщедушный брат Мыслитель – однозначно самый умный среди нас – был другого мнения. Он подозревал, что наша мать хочет не допустить, чтобы кто-то из ее детей когда-нибудь побежал в город, в котором она, по-видимому, немало натерпелась от людей – натерпелась такого, о чем ей не хотелось нам даже рассказывать. Мыслитель полагал, что мама от нас что-то скрывает. Она то и дело называла его Малышом, хотя у него было совсем другое имя. А Грома она иногда называла Волком. И это не были новые имена, которые она им давала, – она называла их так словно по ошибке. И при этом всегда слегка смущалась. А затем она становилась очень печальной – такой, как будто все ее тело вдруг погружалось в полумрак. Когда она в один из дней назвала Мыслителя Малышом два раза подряд, он, уже засыпая вечером, сказал мне:
– Я думаю, у нее до нас уже были дети. По ту сторону реки. В городе. И все они погибли.
С тех пор я вспоминала эти его слова каждый раз, когда мама по вечерам смотрела с вершины мусорной горы на огни города…
– Пойдем! – сказала я черному псу, пошла впереди и лишь после нескольких шагов заметила, что он со своей раненой лапой способен лишь ковылять. Я замедлилась так, чтобы он за мной поспевал, и пошла впереди на расстоянии двух собачьих туловищ от него. При этом я задалась вопросом, что он предпочел бы – пойти напрямик через гору мусора или же обойти вокруг, хотя маршрут в этом случае явно удлинялся. Не успела я об этом подумать, как удивилась самой себе: зачем я вообще ломаю над этим голову? Я иду впереди, а он должен следовать за мной! Я выбрала путь напрямик через гору мусора, и черный пес пошел за мной, даже не пикнув, хотя ему сильно докучали его рана и жара. Мне тоже стало жарко, как только мы вышли из тени и стали взбираться на солнцепеке вверх по склону. Черный пес не говорил ни слова. Я тоже молчала, поэтому мне больше не приходилось ему лгать.
После того как мы преодолели три горы мусора, черный пес остановился в тени. Мне следовало бы его подгонять, ведь вела я, однако я и сама была рада возможности передохнуть.
– Меня зовут Макс, – вдруг сказал он с непосредственностью собаки, у которой в ее жизни была только одна кличка.
– А что это означает – «Макс»? – спросила я, поскольку еще никогда этого слова не слышала.
– Это просто мое имя.
– Но у него должно же быть какое-то значение.
– Это просто имя, которое мне дала моя хозяйка.
– Хозяйка? Ты имеешь в виду свою мать? – спросила я, снова трогаясь в путь.