«— Ну што же ты!»
Беня как сидел, так и сидит на своей повозке старьёвщика, тщетно пытаясь раскурить трубочку. А потом раз! И в затылок Обезьяну влетает мешочек с дробью. Такая приспособа глушит на раз, но не проламывает костей черепа.
Подскочив к Обезьяну, Канцельсон вскидывает ево на плечо одним рывком, будто бы даже без усилий. Короткая пробежка, и бессознательная массивная туша исчезает в повозке, скрытая всяким хламом.
Долго не задерживаюсь, и ухожу из порта. Сейчас моя задача — присматривать издали за повозкой. Мало ли! Но нет, влекомая осликом повозка всё так же неторопливо едет из города, поскрипывая колёсами и не встречая препятствий.
Волнуюсь так, што и не передать! А ну как што! Очнётся да заворочается, а?!
А Бене хоть бы хны — идёт, трубочкой пыхтит. Ещё и на поговорить остановился с каким-то знакомцем! Смеётся!
Чуть не целый час двигалась повозка, отъехав наконец от людных мест до берега моря.
Барахло из повозки перегрузили в лодку, и где-то среди етого барахла скрылся и Обезьян.
Только мелькнуло што-то, вроде мотка старых верёвок, и всё, лодка отчалила.
Пришло сперва облегчение, а потом и восхищение — как самой операцией, так и силищей Бени и Косты. Здоровы до чево! В Обезьяне поболе семи пудов, а они ево будто мешок с тряпьём!
Даже не сбились, когда с иным барахлом в лодку перекидывали, ну вот ей-ей! Ни малейшей натужинки!
* * *
— Очнулся, мой хороший? — Проворковал ласково красивый женский голос с лёгкой чарующей хрипотцей, и с лица Марка сняли повязку, — Напугал нас, зайка! Так долго в сознание не приходил, что мы уже и волноваться начали!
Марк шевельнул было затёкшей рукой, но с ужасом понял, что прикован и лежит на неструганых досках… голым?! Он окинул взглядом пещеру с низко нависающим потолком, и взвыл от ярости и ужаса.
— Ну что ты, мой хороший, — Женское лицо, закрытое наполовину полумаской, склонилось над ним, — тс! Не шуми! Лежи себе спокойно, набирайся сил. Они тебе понадобятся!
— Ты! — Выдохнул он бешено, — Кто такая? Назовись!
— Тс! — Незнакомка скальпелем коснулась губ и закрыла их, ощутимо порезав, — Не шуми, зайка! Потом покричишь, немножечко попозже.
Увидев вблизи аномально расширенные глаза, Марк рванул изо всех сил, пытаясь освободиться, но тщетно. Рывок, ещё рывок… отчаянно заболела содранная кожа на запястьях и лодыжках, да в спину вошли крупные занозы, добавив впечатлений. Тщетно.
Женщина с интересом наблюдала за рывками, облизывая скальпель. Одетая дорого и безвкусно, она выглядела удивительно неуместно в катакомбах, и от этого становилось ещё страшней.