Папэ не глядя выпил, я тоже, и чуть не пустил слезу – в бутылке оказался мой семидесятиградусный самогон из подвала.
– Я им и так с самого его рождения горжусь, и мне не нужно на это причин. Так что ты сделал с Молохом?
– Мы много говорили с дедушкой Велвелом об Абсолюте. Ну, ты в курсе его проблемы в отношениях с создателем.
– Угу.
– Так вот. Перед тем, как мама улетела на Марс, у меня во дворе торчал Никто. Это буддист один, забавный малый, чутка не в себе, но хорошо излагающий философ.
– Да знаю я его, первое поколение, ест только фрукты с деревьев и пьет из Влтавы.
– Ага. Он. Так вот. Мы с Молохом как раз залипли за религиозными спорами о сущностях в духовном пространстве и способах их ощутить. Молли очень в тот раз сокрушался, что его мицва скорее всего не может быть полной, потому что у него нет души, а именно мицва соединяет человека и творца, именно она есть отделение Добра от Зла в материальном мире в иудейской традиции. Наличие души позволяет человеку в материальном мире воздействовать на духовный, но что делать и как поступать Молоху, разрозненному искусственному вычислительному центру?
– С каких это пор ты заделался каббалистом, Вилли? – удивился папэ.
– Я много кем сделался, с тех пор, как адепт Илай подсунул мне свой списочек литературы, огромное ему за это спасибо. Но каббалист у нас Молли, а я у него всего лишь по верхам немного нахватался.
Папэ недоуменно посмотрел на Молоха, мол, прости ребенка за фамильярность, но тот только рукой махнул: «Пусть его, я привык, а ты слушай давай».
– В общем – меня осенило до того, что я предложил Молоху медитацию.
Папа захохотал:
– Ты предложил заняться медитацией компьютеру, для которого бездействие невозможно?! Ну, ты даешь!
– Я тоже тогда не принял. Это было выше моего понимания, как можно функционировать без процесса, – сознался Молох, – Я понимал, что просто посадить выключенного андроида рядом с медитирующим буддистом будет недостаточно. Но Вилли мне все объяснил.
– Что же, Вилли, ты смог объяснить машине, которая думает быстрее скорости света и только этим живет?
– Всего-навсего Парадокс Кантора.
Папэ задумался и хлопнул еще одну рюмку.
– Давай подробно.
– Кантор, ортодоксальный еврей, виртуозный скрипач и гений, в один прекрасный момент так перемешал философию и математику, что, сам того не ведая, задал сам себе строго буддистский коан, который звучит как…
– Если мы рассматриваем множество множеств цифр, то является ли это множество множеств частью самого себя. Помню.
– Так вот. Само построение вопроса было в новинку сыну португальского еврея, который понятия не имел о хитрых буддистских задачках. Их нельзя решить, не разорвав в клочья обычные способы мышления. Свой ответ Кантор нашел, потратив годы, и только достигнув иштавут, аналога просветлению у буддистов, взглянув на вопрос с другой точки зрения и обнаружив, что цикличность формы задачи – не кольцо вовсе, а спираль.