Я дал отбой и выкинул мобиль в окно.
Блоху я оставил за квартал от Криштины, где жило большинство Нью-Пражских евреев.
Было четыре утра, когда я постучался к Леве Фляму.
Странно, но открыл он почти сразу, молча смерил меня с ног до головы изучающим взглядом и пропустил внутрь.
– Ну?
– Лева, я в жопе.
– Думаешь, я не догадался?
– Мне нужна твоя помощь и советы профессионального конспиратора. И пожить пару дней.
– Я с тебя действительно удивляюсь, Вилли. Беспорядочные знакомства сведут тебя в могилу, имей это в виду. А еще мне думается, что ты просто съел какой-нибудь просроченный стимулятор, с которого тебя так таращит на панику, и тебе просто нужен врач и поспать.
– Лева, меня уже ищет ПСС, – и я все ему рассказал.
Лева выслушал. Лева налил мне стакан. Лева пощипал нос и посмотрел, не написано ли что-нибудь на потолке.
– Пойдем, посмотрим, что мы можем сделать с твоим горем. Я сейчас отведу тебя к одному еврею. Он может быть тебе сможет помочь, а может и нет, но в его присутствии, если у тебя есть хоть капля разума, не вздумай отпускать свои шуточки. Он очень религиозный еврей и может сильно обидеться. Это не далеко, через дом.
– Да какие тут шутки.
– Тогда пошли. Тебе повезло, он ночью не спит.
Товарищ Сталин – Вы большой ученый,
В языкознании познали высший толк,
А я простой советский заключенный
И мой товарищ – серый брянский волк.
За что сижу, по совести, не знаю,
Но прокуроры, видимо, правы.
Сижу я нынче в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы…
Душераздирающая древнееврейская песня доносилась из форточки полуподвального помещения, примыкающего к ешиве.
– Это он о египтянах?
– Точно, о них! – Заржал почему-то Лева и протолкнул меня в узкую дверь.
Велвел Меламед был и сам похож на поджарого матерого волка в наглухо застегнутом узком пиджаке и с гривой седых волос под традиционной широкополой шляпой.
Откуда я знаю, что его звали Велвел? Да как же мне забыть своего первого Старшего Воспитателя в интернатуре? Бесконечно внимательный и терпеливый, знающий ответы на тысячу детских вопросов, Велвел Меламед навсегда останется для большинства нью-пражан частью детства наравне с героями сказок Туве Янссен и Гофмана, которые он знал наизусть и рассказывал нам перед сном каждую ночь.
Я никогда не встречал его после окончания интернатуры и понятия не имел, чем он занимается в свободное от работы время, и кем был до переселения на Пантею.
– Здравствуйте, дедушка Велвел, – автоматически я назвал его так, как называл его четырехлетним ребенком, и от чего-то засмущался.
– Шалом алейхем, Вилли Бадендорф, – с памятью у дедушки было все прекрасно. И улыбался он, точно как в детстве.