Выбора у Забавы не было, и она покорно кивнула:
— Я, Красава. От зависти все. Позавидовала твоей красоте несказанной, вот и сбила с пути мальчишку.
После такого объяснения — Забава уже знала это по опыту — сестра обычно становилась помягче.
— Ах, так. Ну, матушка тебе покажет, — Счастливым голосом пообещала Красава.
Забава на миг сбилась с шагу, но тут же выправилась, снова пошла ровно. Подумала на ходу — ничего, выдюжу. Ушата для порки еще мал, а она уже выросла. Да и не станет тетка Наста ее пороть, так, побьет, поворчит да и успокоится. Может, еще без еды на два дня оставит. Невелика беда…
Из города они вышли через боковые ворота — не те, что выходили на большую пристань с торжищем, а другие, помельче, на другом конце города. Разморенный жарой стражник, сидевший на корточках под бревенчатой засекой (стена из поставленных стоймя заостренных бревен), лениво проводил их взглядом. И отвернулся.
Чтобы не говорили люди про князя Рюрика, одного у него не отнять — под его рукой город зажил мирно. Вон и боковые ворота держали распахнутыми день-деньской. А ведь года четыре назад все было иначе. И с тяжелым коромыслом, в то время ей и вовсе непосильным, приходилось идти через главные ворота, по самому краешку торжища. Не то, что теперь — рукой подать до воды…
На берегу озера, плескавшегося неподалеку от городских стен, все мостки оказались заняты. Бабы стирали, некоторые — зайдя в воду по колено. Мальчишки купались, прыгая в воду с дальнего края мостков. На берегу звенели крики, повизгивали девки. Красава, недовольно сморщившись, потребовала:
— Стой.
Потом, подбоченившись, окинула взглядом детей и баб на берегу. Решительно объявила:
— Дальше пойдем. Хочу, чтоб вокруг меня тишь да гладь были. Посидеть в тенечке, понежиться… А здесь солнце припекает и дети визжат. Мне такое не по нраву. Хочу, чтобы деревья рядом стояли, лесок шумел.
— Тогда до речки Лисовки придется идти. — Забава удивленно глянула. — Раньше нее леса на берегу нет, одни луга тянутся. Не близко это…
Красава вскинула голову, зло поджала губы.
— Хочу тень. И тишь. А ты давай работай ногами, а не языком, бездельница.
Забава молча развернулась, пошла по берегу, про себя досадуя на Красаву. Хорошо ей — идет, ручками помахивает. А ей на обратном пути тащить все постиранное. Да еще два ведра, сбитые из досок. Те от воды, как водится, намокнут, станут еще тяжелее…
До речки Лисовки, хвала матушке-Мокоши, они не дошли. Красава, притомившись, выбрала место, где берег становился крутым, поднимался обрывом, бросая на желтый песок внизу зыбкую тень. Встала на самом краю, огляделась, объявила капризно: