Правда, у мальчишки из Нартвегра, подумал Харальд.
Изгиб согнутого колена, укрытого мехами, закрывал от его взгляда то, что девчонка держала в кулаке — но над сжатыми пальцами поблескивало серебро. Округлая грань подозрительно напоминала навершие кинжальной рукояти. Точно такая же рукоять была у кинжала, заткнутого сейчас за пояс Харальда…
Стоя у ног спящей рабыни, Харальд расстегнул тяжелый пояс из наборных блях, уложил его вместе с кинжалом на камни. Неторопливо, так, чтобы не брякнуло. Скинул рубаху.
И, присев на корточки, мягко потянул на себя покрывало, открывая рабыню. Нахальная девчонка оказалась облачена в его одежду. Оставшись без мехов, она еще сильнее подтянула к животу колени.
Одно мгновение Харальд решал, как лучше овладеть рабыней — сначала разбудить, а уже потом начать сдирать одежду, или дать ей возможность проснуться уже в его руках? Пожалуй, сбежавшая девчонка заслуживает того, чтобы напугать ее до полусмерти.
В другое время Харальд, может, и пожалел бы ее, но сейчас его пальцы уже напряглись, приготовившись впиться в плоть.
Кровь Ермунгарда звала.
Он подался вперед, положил руку на пальцы рабыни, сжимавшие рукоять его кинжала. Другой рукой потянул ее за плечо, переворачивая.
Так, чтобы она раскрылась навстречу ему.
Славянская девка проснулась не сразу. Сначала вздохнула прерывисто, шевельнулась под Харальдом, не открывая глаз. Свободная рука, та, что без кинжала, двинулась было к лицу — но по дороге бессильно опала, откинувшись на валун сбоку.
Она походила на спящее дитя, светлые волосы сияли в лунном свете, окруженные мрачными темными глыбами расселины. И пальцы откинувшейся руки раскрылись навстречу лунному лучу…
Сам не зная почему, Харальд сделал то, чем никогда не занимался с рабынями — поцеловал девчонку в губы. Рот его ощутил упругий изгиб верхней губы, покрытой трещинками, какие появляются у женщин с их нежной кожей, когда они слишком долго пробудут в море. Сладко-солоноватый вкус, прохладно-жемчужная гладкость зуб…
И облако запаха, висевшее вокруг девчонки, перекрывавшее все, даже аромат моря — трава, чистота, дикая мята, свежесть… запах ее забивал Харальду дыхание, кружил голову. Он надавил ртом и языком, заставляя ее пошире раскрыть губы, краем глаза наблюдая за тем, как сонно, дремотно подрагивают ресницы, приподнимаясь. Как испуганно распахиваются потом глаза…
Как Харальд и ожидал, первое, что сделала девчонка — забилась под ним и попыталась вскинуть руку с кинжалом. Тонкое запястье под его пальцами напряглось, задергалось, пытаясь вырваться.