Потом, подумал Харальд. Сначала мое удовольствие, а потом мы с тобой снова поиграем, славянская птичка.
Он накрыл ее тело своим, но она сжалась, не давая пробиться внутрь. И Харальд в ответ изогнулся, нашел подрагивающие, приоткрытые губы. Поцеловал, жестко надавливая и запрокидывая голову, прошелся языком по небу, крохотному, как и все в ней, по его меркам. Поймал ладонью левую грудь, погладил, стараясь, чтобы ласка получилась не тяжелой, а скользящей, щекочущей…
И с радостью ощутил, как тело внизу, под ним, становится податливей. Расслабляется, принимая его.
Целовал чужанин так, словно душу из нее хотел вынуть. Потом добрался до груди рукой. И тут дымкой от его тепла и ласки заволокло все — и стыд, и боль между ног, и даже то, что сюда она попала не по своей воле.
Только и слышала Забава, как сердце гулко стучит, как обдувают щеку частые выдохи чужанина. Как нарождается в животе мягким комком неуверенное тепло, растекается к груди…
И снова позволила ему делать с собой все, что он пожелает. Колени перестала стискивать, женой покорной легла.
Меж ногами тут же засаднило, как будто мозоль сковырнула — и чужанин оторвался от ее рта, рванулся вверх.
Ничего больше не было для Забавы — был только он, тело его тяжелое, жаркое, дыхание сверху. Тепло, на шее и плечах щекотная ласка меха, в котором она утопала, тяжесть какая-то непонятная в животе, движенья чужанина, частые, как капель по весне. Паволокой им вслед — легкая боль между ног. И от боли — в сладкую муку…
Потом все кончилось, и он неспешно перекатился на бок, забросил на нее сразу и ручищу, и колено. Глаза закрыл, вроде уснул.
Забава замерла. Тихо было в покоях, чужанин рядом расслабленно дышал, и щенка она не слышала — тот, наверно, тоже задремал где-то.
Надо встать, подумала Забава. Отыскать и накинуть на себя хотя бы сорочицу, которую чужанин стащил с нее вместе с платьем. Стыдно так лежать-то, голышом…
Она чуть двинулась, собираясь выскользнуть из-под руки чужанина, ярла Харальда по-здешнему — а тот вдруг вскинул голову, приподнялся, опершись на локоть.
И поглядел на нее сверху серебряными глазами, в которых зрачки темнели черными дырами — так поглядел, словно и не спал вовсе. Рукой, которой обнимал Забаву, коснулся ее груди под горлом, там, где ямка меж ключиц. Сказал протяжно:
— До-обава.
Потом отнял руку, ткнул пальцем себя в грудь:
— Харальд.
И снова молча уставился на нее.
Познакомиться со мной решил, со смятением подумала Забава. И что теперь? Только то и ясно, что она для него Добава.
— Харальд. — Снова повторил чужанин. — Дом.