Хирдман дернулся, пытаясь вырваться из рук, уже заломивших ему локти назад — и совавших в разбитый рот тряпку. Но бесполезно.
Харальд взял протянутый факел, внимательно посмотрел на мужчину. Живот прикрывает кольчуга. Это хорошо. Значит, припекать будет сильно, кожу обожжет, но обуглиться она не так быстро, как на открытом огне. Если действовать осторожно, то он всего лишь подпалит хирдману Трюгви шкуру — но не оставит того калекой.
Харальд тряхнул головой, скривился.
Самое плохое было в том, что он не хотел его пытать. Может, потому, что слова, которые мужчина бросил ему в лицо, были справедливы. Между ним и Ермунгардом дела семейные, а гибнут люди.
Да и в крепость идти все равно нужно. Там он и узнает все. Так и так…
Харальд скривился еще больше, глухо проворчал:
— Какого Хеля…
И метнул разъяренный взгляд в сторону кнорра. Девчонка его ослабила. Настолько, что ему уже и пытать не хочется.
Он шагнул к хирдману, над берегом поплыл запах паленой плоти. Человек с заткнутым ртом сначала лишь молча дергался, потом, не выдержав, глухо завыл.
За мной не только я, холодно подумал Харальд, отдергивая факел. За мной еще и мои люди. А весной приплывет Готфрид…
— Выньте ему кляп, — резко сказал он. — Послушаем, что скажет. Помнишь, что я спрашивал, человек Трюгви? Что ждет меня в кладовой?
Мужчина закашлялся, потом крикнул:
— Там пара драугаров. С зельем на мечах.
Харальд скривился. Врет, сразу понятно. И ведь этому хирдману нет смысла упираться — его отца он не убивал, а Трюгви еще не успел заслужить преданность своих людей…
Разве что он боится пойти против воли Ермунгарда.
— Заткните ему рот, — бросил Харальд.
И снова вытянул руку, державшую факел. Поддержал на этот раз недолго, приказал:
— Вытащите кляп. Послушаю, что он скажет.
— Там женщина, — дрожа и задыхаясь, пробормотал хирдман. — Красивая. Я такой никогда не видел…
Это прозвучало так неожиданно, что Харальд ощерился. Опять обман? Да нет, звучало настолько глупо…
Что было похоже на правду.
— Заткнись, предатель, — Ломким голосом крикнул вдруг Трюгви, успевший за это время очнуться — и кое-как сесть.
— По-хорошему, сын Гудрема, мне следовало бы пытать тебя, — тяжело сказал Харальд, разворачиваясь к нему. — Сколько тебе лет?
— Будет восемнадцать, — с вызовом бросил Трюгви. — Если переживу эту ночь…
Харальд раздраженно нахмурился.
— Заткните рот нашему юному конунгу.
И перевел взгляд на хирдмана. Распорядился:
— Этому тоже.
Он быстро ткнул факелом, отдернул. Подумал, услышав заглушенный тряпкой стон — все сделано как следует, так что руки-ноги его слушаться потом будут. Только шрамы останутся. Если умный, поупирается сейчас немного и все расскажет.