– Я еще утром велела поставить под окно корыто с навозом. В следующий раз – лично разбросаю там битое стекло, – кровожадно заявила Мария.
– Падение из окна по-латыни называется дефенестрацией, – сообщил ей Арман через полчаса, разливая в бокалы шамбертен. Он представил Ручеллаи – хрупкого человечка с вечно вздыбленной шевелюрой, летящего в навоз. – Я думаю, дефенестрация войдет в историю.
В замке Блуа королева чувствовала себя прекрасно – изысканная архитектура Ренессанса, к которой приложил руку сам Леонардо да Винчи, красота окрестностей – леса, холмы, виноградники и мягкий блеск реки – как и предыдущей королеве из рода Медичи, все напоминало ей о родной Флоренции.
Марии Медичи оставили все имущество, огромное содержание и позволили взять с собой всю свиту. Арман стал главой ее совета и признанным фаворитом маленького двора, истово посвящавшего себя одной страсти – интригам. Особенно преуспевали в этом итальянцы, чью партию возглавлял аббат Ручеллаи – главный осведомитель Люиня о событиях и настроениях окружения ссыльной королевы.
Особенно волновали Ручеллаи вечерние досуги королевы и Люсона – после ужина Мария Медичи в сопровождении епископа удалялась в личные покои, где, выставив вон слуг, они проводили долгие часы.
Ручеллаи не оставлял попыток лично засвидетельствовать, чем занимаются королева и Люсон – однажды слуги извлекли его из сундука, потом была попытка спрятаться в камине, не используемом по случаю жаркой погоды, а вот теперь – дефенестрация.
Армана это смешило, но общее ощущение осиного гнезда начинало действовать на нервы.
– Мсье Арман, вы бы заказали новое платье, – обратился к нему Дебурне. – Или я отдам заузить – все вам велико.
Арман исхудал – Мария его заездила. Ей тоже не хватало парижской жизни – заседаний в совете, приема послов, театра, стихоплетов и торговцев Пон-Нёф, проповедей в Сен-Шапель. В столице жизнь била фонтаном, в Блуа – еле-еле струилась, из развлечений оставляя лишь самые незатейливые.
Особенно обидно было собирать землянику и играть на лютне, в то время как в Вене скончался император Священной Римской империи Матиас, и Фердинанд, его наследник, во всеуслышание заявил: «Я предпочту править пустыней, нежели землей, заселенной еретиками!» – Европа доживала последние мирные дни.
Испанский король Филипп III вновь взялся за идею единой Европы под властью Габсбургов – лавры Карла Великого не давали ему покоя. Договор Оньянте, подписанный в июне 1617 года, еще сильнее сплотил испанских и австрийских Габсбургов – найдется ли во всем мире кто-то, способный противостоять их объединенной мощи?