А в Лувре остался пятнадцатилетний король с помощниками в виде дряхлого канцлера Виллеруа и сокольничего, ставшего теперь главнокомандующим.
А Арман дю Плесси де Ришелье торчал в Блуа, где последним событием государственного значения стало убийство герцога Гиза тридцать лет назад. Генрих III тогда рисковал, но Гизы лезли на трон, как чума.
Арману казалось, что призраки убитых братьев Гизов – герцога и кардинала – бродят, неупокоенные, по замку и взывают к отмщению. Впервые в жизни он стал бояться темноты – хотя понимал, что скорее всего любая фигура в белом одеянии окажется аббатом Ручеллаи, сменившим тактику, но бессонница отныне стала его верной спутницей.
Мария полнела и заказывала новые платья, Арман худел и маялся желудком.
Кроме телесных недомоганий, Армана угнетала собственная роль доносчика – нечего было и думать выкрутиться из лап Люиня без обещания писать о каждом слове Марии Медичи. Из-за заблаговременно предложенного шпионства Арман вообще удержался на плаву, не отправившись на плаху или в Бастилию, но очень уж тошно было каждое утро составлять отчет об умонастроениях королевы.
«Осмелюсь утверждать, что памяти о прошлом больше нет в уме Ее Величества, и если Вы и Его Величество не будете всецело довольны королевой-матерью – я готов стократно принять смерть», – подобными сентенциями он отделывался от Люиня уже несколько недель, но при отсутствии возможности свериться с тем, что писал королю Ручеллаи, такая тактика становилась опасной.
Тем более что Мария не забыла Барбена, и при ее деньгах и оставшихся связях не сегодня-завтра могла организовать какую-нибудь авантюру по спасению бывшего министра.
Так что Арман в глубине души обрадовался, получив письмо от Анри – старший брат продолжал служить при дворе в чине полковника и был в курсе интриг Люиня. В коротком письме Анри сообщил, что Люинь хочет отослать епископа в Люсон, разлучив с королевой-матерью, чье отношение к прелату скандализирует короля.
– «Берегитесь, Арман, против вас затевается недоброе», – вполголоса произнесла королева, еще раз пробегаясь по торопливым строкам. – Арман, ваш брат не может ошибаться?
– Конечно, может, ваше величество, – Арман поцеловал руку, держащую письмо. – Но если он прав? Я не боюсь за себя, но не смею подвергать опасности вас!
– О какой опасности для меня может идти речь? – Мария повысила голос, переходя на визгливые интонации – словно ввинчивала в мозг тонкую спицу. – Я мать короля! Он не посмеет!
Арман промолчал, давая ей вспомнить об обстоятельствах смерти Кончино и Леоноры. По ее растерянному взгляду он понял, что молчание достигло цели. Если король желает их разлучить – лучше пусть орудием разлуки станет расстояние между Блуа и Люсоном, а не между этим миром и загробным – дорого ли стоит жизнь опального епископа?