В другой руке у нее персик. Она кусает пушистую щечку, сок течет по подбородку, запах, кажется, сейчас соберет ос со всей Тосканы.
Филиппино сглатывает слюну.
– Хочешь? – мачеха обращается к нему – неслыханное дело! Филиппино обрадованно кивает, получает липкий надкушенный персик и вгрызается в него мелкими молочными зубками.
– Филиппино! – в комнату влетает Мария и застывает на пороге, завидев мачеху. – Вот ты где прячешься.
Мальчик мычит что-то отрицательное, торопясь доесть, но не успевает.
– Дай откусить! – протягивает руку сестра.
Бах!
Удар!
Бьянка, отвесив Марии пощечину, ждет, пока Филиппино доест, выбросит косточку в окно – и величественно удаляется, так и не услышав от падчерицы ни одного всхлипа.
– Гадина! – шепотом выкрикивает Мария вслед мачехе. На щеке пламенеет след от удара.
– Мария, прости, пожалуйста! – ластится к ней мальчик. – Я больше не буду.
– Чего не будешь – есть персики? – потирая щеку, хмыкает Мария. – Или убегать от меня к Бьянке?
Филиппино больше не будет есть персики. И бегать. Вечером он жалуется на боль в животе, его рвет кровью, бледный и мокрый от пота мальчик впадает в беспамятство – и утром герцог Тосканский остается без единственного наследника.
Семилетняя Мария не знает, можно ли отравить только половину персика. Учителя не удивляются ее страсти к химии – это считается фамильной чертой всех Медичи. В отличие от геометрии и физики – несмотря на успехи девочки, занятия этими науками не поощряются, поскольку считаются не женскими. К пятнадцати годам Мария знает, что такой фокус возможен, но мстить уже некому – отец и Бьянка умерли, на престоле герцогов Тосканских ныне восседает ее дядя Фердинандо – толстый весельчак, обожающий племянницу.
Пощечина, спасшая ей жизнь, всегда снится перед важными событиями. Приснилась, когда дядя сладил ее брак с французским королем. Перед первыми родами, когда она принесла Франции долгожданного дофина. Перед смертью Генриха. Перед смертью Кончино.
И вот приснилась снова – уже не ожидая ничего хорошего, Мария приступила к чтению утренней порции писем. Люинь сообщал, что епископ Люсонский выслан из страны в Авиньон под Папскую юрисдикцию.
Аббат Ручеллаи, подслушивающий у двери, упал едва не замертво, оглушенный криком королевы, который он потом назвал в ежедневном отчете Люиню «рыком раненой львицы».
– Нет! – в дверь полетела чашка, блюдце и розетка с медом. Ваза с цветами. Наконец, едва не снеся дверь с петель, об нее разбился туалетный столик.
Ручеллаи перекрестился и торопливо прошептал молитву – не он один. Слуги, епископ Бонци, фрейлина мадам Гершвиль – увядшая сухопарая женщина, знаменитая тем, что когда-то отказала самому Генриху IV, – все напуганы бурей в спальне королевы.