– Так как-то… разошлись, наверное? – голубые глаза Ларошпозье наполняла радость от встречи, и все скареды мира не могли помешать ему радоваться при виде друга. Пока Арман блистал в Сорбонне, в Риме и при дворе, Поль вел скромную жизнь в Грю – крошечном городишке на западной границе епархии, помогая старику Шелю.
– Что значит «разошлись»? Как могут разойтись восемнадцать тысяч ливров? За шесть лет? Я мог бы на эти деньги полк купить! – выпалил Арман, тут же сморщился, как от боли, и замотал головой.
– Ну что ты возишься, зажигай! – прикрикнул он на камердинера.
– Сейчас, сейчас… – закряхтел Дебурне, поднося кресало к горке березовых дров.
Среди покупок для обзаведения на новом месте именно дрова составляли самую существенную статью расходов. Ни неуклюжий возок, ни пара приземистых, но крепких лошадок, не говоря уже о расходах на стол и стирку, не наносили бюджету такой урон, как дрова. Услышав сумму за мюид сухой березы, его преосвященство пришел в изумление. Оно тут же сменилось негодованием в ответ на робкую попытку Дебурне сообщить, что местные жители, включая старосту, городского голову и каноников, топят торфом и коровьими лепешками. Епископ повторил последнее слово с таким видом, что Дебурне мигом забыл о духовном поприще хозяина – такой свирепый у него стал вид, впору Александру Македонскому.
Тем обидней было, когда драгоценная древесина тлела, чадила, дымила – но гореть не желала.
– Задери тебя чума… – шипел Дебурне, орудуя кочергой. – Сажа там мешает, что ли? Дымоход бы прочистить… – он вздохнул и искательно глянул на хозяина.
– Чисти, – последовал лаконичный ответ. Из камина повалил серый дым, свивающийся в кольца, подобные змеиным. Закашлявшись не хуже каноника Шелю, епископ не выдержал и рванул забухшую раму – снаружи потянуло сырой свежестью, дымовая завеса дрогнула и начала втягиваться в окно.
– Все тепло выстудите, – заметил Дебурне. – А за дрова серебром плочено.
– И вот так каждый день! – вскричал епископ, падая в кресло и закрывая лицо рукой.
Но перед глазами все равно стояла картина первого заседания капитула: пятеро каноников, враждебно взирающих на него из полутьмы, с которой безуспешно борются сальные свечи в глиняных подсвечниках.
Отец Абар, отец Пардье, отец Моле, как и отец Шелю, принадлежат к ордену капуцинов, и бурые их рясы, подпоясанные вервием, делают контуры тел почти неразличимыми в полумраке. Отец Флавиньи – единственный секулярный* каноник – облачен в обычную черную сутану. Хотя Арману этот наряд кажется воплощением издевки: из шелка, посекшегося и поседевшего на вороте и на сгибах, сутана пришлась бы впору двоим таким, как отец Флавиньи.