иероглиф, означающий «любовь», выражен слитыми фигурами женщины и ребенка! Если мы признаем в материнской любви «инстинкт единения как таковой», то мы больше не должны удивляться тому, что постоянно обнаруживаем в материнском инстинкте проявление ласки. Несмотря на то, что язык не создал для обозначения внеполового единения столь же много обобщающих понятий, как это случилось с естественной «материнской любовью», тем не менее, словосочетание «нежная любовь» указывает на нежность как важнейший аспект, позволяющий перейти к любви как единению. Мы также можем обнаружить множество схожих инстинктивных импульсов в мире детства (условный аналог материнства). Детская любовь к животным очень сильно отличается от любви к животным, которую проявляют взрослые. Эта любовь сродни ласке и нежности, направленным на любимое животное.
В случае с «нежной любовью», в которой мы должны учитывать ее инстинктивную природу, мы также должны сказать о вынужденной нежности, которая проходит хотя и в разной степени, но через всю человеческую жизнь. Она в большей степени присуща женщинам, нежели мужчинам. Именно у женщин она достигает своего апогея и может приобретать самые различные формы, распространяясь на разные вещи. Она может быть спроецирована на меха, на бархат, на боа из птичьих перьев, на мягкую траву, на пуфик и кушетку, на скульптурную пластику, на вспаханную землю. Одним словом, на любые мягкие или упругие предметы, которые вызывают укоренившееся желание прикоснуться к ним. К проявлению этого же инстинкта можно отнести принятие теплых ванн, что в древности было возведено в ранг настоящей страсти. Как уже показывалось в случае с ребенком, он увлекается определенными видами животных (такими как кошки), что предопределено их мягкой шерстью и объемной формой объекта в целом, что в свою очередь можно отграничить от рассудительной любви к некоторым животным, о которой мы также упоминали ранее. И, наконец, нет никакого сомнения в том, что стихийная любовь к Родине, которая в случае оставления оной приобретает форму угрожающей жизни «тоски по Родине» (по крайней мере, в среде первобытных народов) подпитывается инстинктами, которые можно удовлетворить лишь через близость к дому и к родному краю. Впервые об этом поведал Ливингстон, который сообщил о пограничных жителях реки Луалаба, что нередко скоротечно умирали по причине «разбитого сердца» после того, как надолго уходили из дома. В данном случае, равно как и со многими иными «первобытными народами», распространение нежности на растения и деревья, равно как на орудия труда или инструменты являлось чем-то само собой разумеющимся. В древней Германии деревьям желали «доброго утра», а также торжественно возвещали о смерти хозяина. Некоторые из африканских племен будили свои лодки барабанным боем и пели им колыбельные, когда укладывали спать после предпринятой поездки. В связи с вышесказанным нам становится понятно, как человек, сильно страдающий от тоски по Родине, может внезапно пойти на поправку, когда получает небольшой «кусочек» дома. Например, это может быть испеченная дома буханка хлеба (конечно, в данном случае речь идет не о ее пищевой ценности). В новом свете перед нами предстает символьное содержание мифа об Антее, который утрачивал свою силу, когда лишался физического соприкосновения с Землей! Таким образом, начав с материнского тепла, мы перешли к Земле, сразу же ощущая тесную связь «нежной любви» и «сердечной любви». Мы сразу же хотим обратить внимание на спекулятивную психологию, которая стремится вывести нежность, близость, чувство материнства, короче говоря, все то, что мы обозначаем как «инстинкт единения как таковой», от сексуального импульса, так как образованная прослойка обладает совершенно туманным пониманием сути Эроса.