«Ведь человек должен познавать истину под формою так называемого рода, который составляется из многих чувственных представлений, приводимых рассудком воедино; а это делается чрез воспоминание о том, что душа знала, когда сопровождала бога, и, презирая все, называемое ныне существующим, приникала мыслью к истинно-сущему». «Напротив, только что посвященный, созерцавший много тамошнего, при взгляде на богообразное лицо, хорошо запечатлевшее на себе красоту, или какую-нибудь бестелесную идею, сперва приходит в трепет и объемлется каким-то страхом тамошнего». «Такими-то воспоминаниями пользуясь правильно, человек достигает полного освящения и один бывает истинно-совершенен. Правда, чуждый житейских забот и преданный божественному, он терпит укоризны толпы, как помешанный: но толпа не замечает, что он в энтузиазме».
Затем рассказывается о борьбе между злым и добрым «конями», сокрытыми в душе человека, что есть борьба между предложенными Платоном «земной и небесной любовью» (в «Пире» они представлены фигурами Афродиты и Урании), а если использовать современные понятия, то это борьба между чувственной страстью и эмоциональным восторгом. После того, как «небесная любовь» одерживает победу над «любовью земною», исчезает влечение, которое уступает место желанию духовного развития возлюбленного, что может сделать его подобным божественному, это как раз вспышка воспоминаний, вызванная Эросом. И действительно, каждый любящий, выбирающий для любви подобного, формирует возлюбленного в соответствии с божественным, которое управляет им. Те, кто ведом Зевсом, стремятся найти душу, похожую на Зевса, а потому имеют судьбу стать «государем либо военачальником». «Присматриваясь, чтит его, как бога, и если бы не боялся прослыть очень исступленным, то своему любимцу приносил бы жертвы, будто священному изваянию, или богу».
Обретая любовь, душа начинает вновь обретать «оперение», которое оно утратила после падение из мира архетипов (первообразов), теперь она приближается к той границе, где определяется бытие. После смерти любящие попадают во «внеземное место», которое «ни один поэт не смог воспеть достойно». «Сделавшись пернатыми и легкими, выигрывают одно из трех истинно олимпийских сражений, то есть достигают такого блага, более которого не может доставить нам ни человеческая рассудительность, ни божественное исступление». Здесь мы сталкиваемся с ядром истории про Амура и Психею, а также видим великую озадаченность античной души, контролируемой Эросом, поставить ее, обольщенную поэтической диалектикой, на службу эскапистской метафизике. Все это делается под предлогом потустороннего блаженства, что преднамеренно маскирует враждебность умысла, а также приукрашивает истинную цель — неприятие и война против вожделения. Нам все равно придется говорить о значении так называемых «идей», а пока мы раскрываем объективную цель этого мышления лишь в связи с переживанием любви посредством очевидного рассмотрения как элементарного понимания.