Чувствуя, что этот вариант мне выгоднее всего, я добродушно сказал:
— Анна Александровна шутит, мы действительно старые добрые знакомые, еще по Москве, друзьями же, я надеюсь, мы станем в Севастополе, не так ли? — обратился я к даме.
— О да, надеюсь, — неопределенно ответила она.
В овальном кабинете было не много народу, не больше шестнадцати — семнадцати человек. Конечно, ни «раввин» Шуйский, ни страшный «анархист» Попандопуло, ни даже многие из именитых гостей не были допущены сюда, но Татищев был и со свойственной ему спокойной вежливостью аристократа-гвардейца почти все время любезно молчал.
Французы, забыв о том, что они являются представителями демократии самой старой «р-революционной страны», налегали больше на коньяк, чем на кофе, пели фривольные песни.
Англичане молча пили, багровея от коньяка, но сохраняли типично британскую респектабельную флегму.
Итальянцы затеяли шумный спор, совсем не к месту упрекая союзников за то, что Италию обделили при заключении мира.
Моя дама, как видно, очень нравилась итальянцу. Болтая о разном, я видел, что Татищев, прикрываясь деланно равнодушным видом внимательно наблюдает за мной. Но что он думает, какие мысли роятся в его голове?
Итальянец, оставив своих все еще споривших компатриотов, подсел к нам. Я встретил иронический взгляд Татищева и чуть приподнял в его сторону рюмку с коньяком, он улыбнулся и сделал приглашающий жест.
— Извините, господа, я на одну только минуту, — сказал я.
Мы с Татищевым сидели на софе у окна, в стороне от остальных.
— Великолепно… Даже по самой строгой оценке я ставлю вам «пять», — спокойным голосом сказал он.
— Благодарю вас, но я думаю, что балл будет не высок, не больше тройки.
— Почему вы так думаете?
— Из-за ротмистра и истории с моим портсигаром.
— Наоборот, — равнодушно протянул он, отпивая из высокой рюмки ликер, — за это я как раз ставлю вам еще и плюс.
— «Пять» с плюсом? — удивился я.
— Именно. Ротмистр дурак, он туп и, как все глупые люди, самонадеян. Вы просто помогли мне, господин Базилевский. Ваше здоровье, — он приподнял рюмку.
— И ваше, — сказал, я, не очень радуясь его словам. Благорасположение контрразведки всегда пахнет кровью.
— Я не задерживаю вас. Ваша дама и обязанности джентльмена и переводчика ждут вас, — с самой любезной улыбкой отпустил меня он.
— Маркиз Октавиани, майор гвардейской пехоты его величества, — отрекомендовался итальянец, когда я возвратился на свое место.
— Базилевский, русский дворянин и литератор, — в свою очередь представился я.
Итальянец покивал головой и сейчас же занялся разговором на плохом французском языке с моей соседкой.