Раза два мне приходилось подниматься и переводить англичанам слова генерала.
— Передайте, пожалуйста, Евгений Александрович, господам парламентариям, что военное положение наше безупречно, что мы не повторим ошибок генерала Деникина: мы, в противовес ему, армия народа и видим будущее России не в порках и расстрелах, а в свободном волеизъявлении всех народностей, входящих в нашу страну.
Я добросовестно переводил, а англичане согласно кивали головами, что-то занося в свои блокноты.
— Спросите, пожалуйста, сэр, генерала: будут национализированы фабрики, банки и железные дороги, когда барон Врангель войдет в Москву? — спросила журналистка из «Таймса».
— Это еще что за новости? — повел плечами Шатилов, но тут же, спохватившись, добавил: — Разумеется, после победы над большевиками все будет.
Тут я вспомнил чеховского грека Дымбу, который на все вопросы отвечал: «В Греции все есть… В Греции все будет».
Наконец кофе был допит, коньяк и ликеры испробованы, все застольные речи произнесены, и гости стали расходиться.
— Итак, завтра мы ждем, сэр, — глядя на меня осовелыми глазами, сказал Джонс.
Я попрощался со всеми и, лишь когда делегаты просвещенного Запада спустились по лестнице вниз, подошел к Анне Александровне.
— Ух! Я устала от этого сладчайшего маркиза. Вы проводите нас или отправитесь к себе?
— Если можно, почту счастьем…
Она перебила меня:
— Какой штиль, какой высокий, поистине дореволюционный штиль! Так говаривали наши бабушки в девятнадцатом веке.
Кстати, почему вы сказали, будто мы старые знакомые, чуть ли еще не с Москвы? — вдруг спросила она.
— Так мне было надо, это удобнее, тем более что и вы не возразили.
— Удобнее? Для кого?
— Для нас.
— Евгений Александрович, вы не служили актером в Петрограде? — задала неожиданный вопрос Анна Александровна.
— Не-ет… А почему вы спросили меня об этом?
— Видите ли, уж очень мастерски и тонко провели вы сегодня роль светского человека и вивера[3] на этом забавном банкете. Вы на две головы были выше всех этих придуманных контрразведкой греческих Попандопуло, опереточных еврейских раввинов и жалких сенаторов из Петербурга.
— А это потому, что за неуспех инсценировки один только я отвечаю своей головой, уважаемая Анна Александровна. Головой, за которой охотятся и контрразведка и сыскное управление полиции, и еще ряд других подобных же организаций.
— Вот как! Чем же вы прогневили этих могущественных людей?
— Тем, что не похож на них, тем, что свободен от моральных, духовные и социальных уз, которыми опутали человека эти люди.
— О-о! Почти анархизм! — уже с любопытством протянула Анна Александровна. — К нам идут… Тема эта интересна, и мы еще вернемся к ней позже.