— То есть как это так? Как на фронт?
— Как все! Просто. Сел на поезд, в теплушку, или, еще проще, на грузовой автомобиль — и тю-тю!! Фронт недалеко, к вечеру уже будете в части, — с нескрываемой издевкой пояснил Татищев.
— Это интриги, это подвох с вашей стороны! — вскипел ротмистр. — Я буду жаловаться главнокомандующему.
— Хоть самому господу богу. Но жаловаться вам, ротмистр, придется с фронта. А сейчас распишитесь и уходите отсюда. Тут посторонним быть не разрешается.
— Ах, так? Отлично, запомним! Вы еще очень пожалеете об этом, липовый граф Коротков-Татищев, — осмелев от ярости, закричал ротмистр, — такой же титулованный, как вот этот мошенник барон!
— Ну, ты, болван… потише, а то ведь я тебя до фронта в подвале сгною за отказ подчиниться приказу штаба и за поношение власти. Вы слышали, господин Базилевский, как он непозволительно ругался по адресу генералов Врангеля и Шатилова?
— Еще бы… Я до сих пор в ужасе. И как только у такого типа язык повернулся на таких важных особ! — .сокрушенно сказал я.
— Вот именно! — подтвердил Татищев.
— Сволочи… проститутки, жулики! — чуть не плача от бессильной злости, завопил ротмистр. Он яростно рванул к себе бумагу и расписался.
— Вот это хорошо, вот это верно. А теперь, — пряча приказ в стол, спокойно продолжал Татищев, — пшел отсюда вон… И если до вечера ты не исчезнешь из города, я покажу тебе, кто такой граф Татищев.
— Я и так знаю, капитан Коротков, что вы полковник и граф собственного производства.
— Ничего, таких у нас здесь сотни, а теперь вон! — закуривая папиросу, указал на дверь полковник.
Ротмистр вышел. Минуту мы молча смотрели друг на друга, затем одновременно рассмеялись.
— Дураку, обуреваемому жадностью, нельзя работать в контрразведке. Здесь должны быть люди с чистыми руками, джентльмены кристальной души.
— Несомненно! — согласился я.
— И вот я рад, что могу подтвердить это. И не только словами, но и делом. Вы видели, что порок наказан. Почему изгнан этот болван? Потому, что он глуп, не ценит ни места, которое занимает, ни людей, с которыми служит.
— Кретин, — резюмировал я.
— Что же касается его болтовни о моем якобы самозванстве, то…
— Ваше сиятельство, господин полковник, — я сделал умоляющий жест, — в вас каждый дюйм — аристократ, как сказал какой-то из французских Людовиков.
Татищев улыбнулся.
— Не слыхал, но сказано хорошо. Так вот что, Евгений Александрович, мы с вами джентльмены, люди чести и слова.
— Абсольман!! — подтвердил я.
— Пять тысяч долларов, которые были временно задержаны мною до выяснения сути дела…
Я сделал скучающую гримасу, хотя слова Татищева показались мне музыкой.