Пациента переводят из общей палаты в отдельный бокс в столовой, там Кэтрин и застает его корпящим над дневником. Памятуя об инциденте с парнишкой, она решает действовать осторожно.
– Можете примерно сказать, сколько вы проспали? – спрашивает она, приблизившись к подопечному.
Тот медлит с ответом. Смотрит куда-то вдаль, словно силится разглядеть что-то на необъятных просторах, запечатлевшихся в памяти. Прямо как первый паренек, проносится у Кэтрин, внутренний мир тоже занимал его больше, чем внешний.
Во взгляде мужчины вдруг вспыхивает подозрение:
– Вы не имеете права держать меня здесь. Не имеете права, слышите?!
– Вы дезориентированы, это нормально, – убеждает Кэтрин сквозь маску.
Людям, вышедшим из комы, зачастую чудится, что они провели без сознания всего ничего – буквально пару часов, максимум сутки. Истина грозит нанести им серьезную травму.
Кэтрин подмечает у мужчины необычные симптомы, которые отсутствовали у его предшественника: палифразию, повторение определенных фраз, и тенденцию повышать голос – мегафонию, как определяют ее в учебниках. Однако сам пациент находится в блаженном неведении относительно обоих симптомов, его восприятие окружающей действительности не вписывается в обычные рамки.
– Я не буду отвечать на ваши вопросы, – заявляет он и до самой ночи не раскрывает рта.
Лишь поздно вечером Кэтрин обнаруживает третью странность: буквы в дневнике совсем крохотные, едва различимые невооруженным глазом. Из того, что ей удается прочесть, в тексте преобладают сомнения, заблуждения, а главное, стойкая уверенность, что автор провел во сне не пять недель, а намного больше.
Шесть утра. Лай собак во дворе, звяканье дверной цепочки.
На третьем этаже пустого дома Сара цепенеет от страха, опасаясь, что малейшее движение выдаст ее присутствие. Накануне она снова легла спать в мамином свитере.
Топот шагов. Дребезжание боковой двери.
Собаки захлебываются лаем – Сара не знает многих по именам. Либби подобрала их с улицы, голодных, бесприютных, но хвала Господу за их преданность и оглушительный гвалт.
Скрежет металла по дереву. Что-то волокут по расшатанным половицам крыльца.
Сара взывает к сестре, как к молитве. Здесь, во мраке спальни, среди кукол, которых они с Либби считали волшебными, говорящими, Сара почти уверовала, будто схожая магия способна вернуть сестренку, где бы та ни спала.
Она на цыпочках крадется к окну. Дрожащими руками приподнимает краешек занавески.
Тревога передается котятам. Самые маленькие носятся как угорелые, те, кто постарше, забились под кровать.
Сквозь щели в досках Сара различает в предрассветной мгле мужчину, взобравшегося на мусорный бак. На сей раз это не сосед. Незнакомец пробует вскарабкаться на подоконник второго этажа.