– Чек, – сказал Дьюкейн, глядя на бледного Макграта, трясущего перед ним листом бумаги. Потом он начал вздрагивать от смеха. Одна из свечей погасла. – Чек? Нет, нет, Макграт, так у вас ничего не выйдет, я боюсь. Вы мерзкий мошенник, но я не полный идиот. Я заплатил вам немного, потому что нуждался в вашей помощи в расследовании. Теперь, когда вы сделали все, что могли, для меня, я вам не дам больше ни пенни.
– В таком случае, сэр, я буду вынужден связаться с обеими молодыми дамами. Вы понимаете это?
– Вы можете делать что хотите, – сказал Дьюкейн, – а я с вами покончил. Полиция вызовет вас, чтобы забрать все отсюда, и вас попросят сделать заявление. Мне больше не придется иметь с вами дело, Макграт, слава богу. И я больше не хочу ни видеть, ни слышать вас. Теперь мы возвращаемся.
– Но, сэр, сэр…
– Довольно, Макграт. Дайте мне фонарь, ладно? Показывайте путь. Идите быстрее.
Последние свечи угасали. Черная дверь открылась и впустила темный, более свежий воздух похожего на гробницу коридора. Макграт растаял в дверном проеме. Дьюкейн двинулся за ним, держа фонарь так, чтобы освещать каблуки Макграта. Когда они начали подниматься по скату, он почувствовал странный привкус на языке. Он осознал, что в какое-то мгновение, должно быть в рассеянности, положил орех в рот и съел его.
Дорогой Джон, прости за то, что пишу тебе. Я просто не могу не писать. Я просто не могу не делать чего-то такого, что действительно связывает меня с тобой, не только мысленно, и это все, что я могу. Спасибо большое за твою милую открытку. Я осмеливаюсь мечтать о том, что через неделю мы увидимся. Но еще так долго ждать! И я подумала, что, возможно, ты будешь рад услышать, что я постоянно думаю о тебе. Это неправильно? Я так счастлива от мысли, что значу для тебя что-то. Ведь значу, правда? Я имею в виду, ты позволяешь мне любить тебя, правда? И это все, чего я хочу. По крайней мере, если это не все, чего я хочу, то все – чего прошу, Джон, и этого достаточно. Я могу быть счастливой, просто думая о тебе, просто видя тебя иногда, когда ты не очень занят. Любовь – такое замечательное занятие, и я начинаю думать, Джон, что преуспеваю в нем! Будь здоров, мой любимый, и не перетруждайся на работе, и если тебя подкрепляет мысль, что Джессика постоянно с любовью думает о тебе, то знай, что это так и есть. Будь уверен в этом.
Твоя, твоя, твоя Джессика
P. S. Интересно, понимаешь ли ты меня, когда я говорю о сознании вины? И понимаешь ли, что мне стало намного легче после получения твоей открытки – когда я узнала, что с тобой все в порядке? Ты – человек, который умеет прощать, и за это тоже я боготворю тебя. (Если все это для тебя китайская грамота, я скоро объясню тебе все.)