– Кажется, мы тоже крутимся у тебя под ногами, – сказала Кейт. – Вставай, Джон, пойдем в сад, хорошо? Какое райское утро. Господи, как хорошо возвращаться домой!
Кейт подняла свою испанскую корзинку и через неприбранный холл направилась на лужайку перед домом. Теплый утренний воздух обнял ее, плотный и экзотический в сравнении с прохладой, царившей в доме, полный запахов и испарений, пробужденных уже давно поднявшимся солнцем, хотя, с точки зрения людей, еще было раннее утро в лесистых холмах и спокойном море.
– Ты слышал сегодня кукованье старой кукушки в четыре часа утра? – спросила Кейт. – Надеюсь, она не разбудила тебя.
– Я сам проснулся.
– Уже прошел самый долгий день, ведь правда? А середина лета будто все длится и длится.
– Безумие середины лета.
– Что?
– Ничего. Это сумасшедшее время года.
– Сумасшедшее и прекрасное. Надеюсь, мы тебя не разбудили своим приездом. Октавиен страшно шумел.
– Нет.
Дьюкейн приехал в Трескомб вечером, а позже Кейт и Октавиен вернулись из Танжера. Сегодня была пятница, и Октавиен уже должен был срочно уехать в Лондон на важное совещание.
– Бедный Октавиен, ему пришлось поторопиться. Он едва успел поздороваться с тобой.
– Хм.
– Джон, с тобой все в порядке? Ты кажешься угнетенным. Барби сказала, что думает, ты заболел или что-то в этом роде. Ничего плохого не случилось за время моего отсутствия?
– Нет, ничего.
– Ничего, теперь я вернулась и пригляжу за тобой, и ты снова станешь толстеньким и веселым.
– Как Октавиен.
– Джон, Джон, ты какой-то сварливый сегодня! Ты даже не спросил меня о Танжере. Все равно я тебе расскажу как-нибудь. О, какая чудесная погода! Я так люблю такие утра в Англии, когда стоит жара. Знаешь, чего мне не хватало в Африке, так это росы. Думаю, роса бывает и в Африке. Надо спросить у близнецов. Но все там такое пыльное. Чувствуешь, как роса обрызгивает ноги? Она такая прохладная. Но ты не чувствуешь, на тебе носки. Как ты можешь носить теплые шерстяные носки в такую погоду! Почему ты не надел сандалии? Октавиен в Африке все время ходил в сандалиях, от этого он казался моложе. Давай присядем здесь.
Она села, расправив свою юбку в красно-белую полоску. Джон чуть не сел на юбку и неловко отодвинул ее край в последний момент.
Лужайка заканчивалась зарослями спиреи, по кустам которой сейчас были рассыпаны огоньки клубнично-розовых соцветий. Отверстие в изгороди вело к скошенному лугу, сразу за которым начинался лес, а над ним было видно море, разлившееся по горизонту голубым и серебряным сиянием. Шумно жужжали пчелы. В пестрой зелени леса мелькали поющие птицы. Дьюкейн чихнул.