– Только посмотрите, сколько сорняков! Видно, садовник в отпуске. Нужно мне самой прополоть. Кейзи это ненавидит.
– Я прополю.
– Не говорите глупостей, Джон. Вы здесь на отдыхе. Кейт упадет в обморок, если увидит вас за прополкой. А вам не жарко в этой рубахе?
– Нет, мне нравятся потные ванны.
– Я бы хотела, чтобы вы поговорили с Пирсом.
– Вы имеете в виду?…
– Скажите ему, чтобы он прикусил язык. Он только раздражает Барбару и всех нас. Я знаю, это трудно, но он должен понять, как обстоит дело, и смириться. Я уговариваю его уехать и погостить немного у Пембер-Смитов. У них даже есть яхта!
– Если вы не можете уговорить, мне это вряд ли удастся.
– Я не авторитет для него, а вы – авторитет. Вы должны строго поговорить с ним. С тех пор как вы ударили его, он стал обожать вас! Я вам говорила, что так будет.
– Ладно, я попробую.
– Слава богу. И хорошо бы с Полой вы тоже поговорили. Она чем-то ужасно потрясена, и она не хочет мне рассказать, в чем дело, хотя я настойчиво расспрашивала ее, а вам она расскажет. Она вас ужасно любит, и у нее вы тоже пользуетесь авторитетом, да и у всех нас. Попробуйте поговорить с ней серьезно, в чем же все-таки дело.
– Я ее очень люблю, – сказал Дьюкейн. – Думаю, что я…
– Хорошо. И не принимайте отказа. Вы великолепны, Джон. Я на вас абсолютно полагаюсь. Не знаю, что бы мы делали без вас.
– О господи, – прошептал Дьюкейн.
Письмо Джессики произвело неожиданный эффект – оно по-новому сплотило Кейт и Октавиена, по-новому, по крайней мере, для Дьюкейна. Он никогда не ревновал ее физически к Октавиену, а сейчас начал. Он не сомневался, что она рассказала о его неверности и что они обсуждали это. Конечно, Октавиен отмолчался. Он расхаживал по дому, загадочно улыбаясь, и еще больше напоминал толстого золотого Будду. Кейт избегала оставаться с Дьюкейном наедине. У него было впечатление, что она запуталась в своих чувствах. Возможно, она бы обрадовалась его попытке, отчаянной попытке объяснить, объясниться, закутать паутиной слов и эмоций эту несчастную новость. Но Дьюкейн не мог ни решиться уехать в Лондон, ни поговорить с Кейт. Он чувствовал, что не должен объясняться с ней, но не понимал почему. Он знал, что его нежелание объясняться сейчас, как и неспособность объясниться сразу, делало эту историю с письмом более серьезной и мрачной, чем она была на самом деле.
Но ведь она действительно была угнетающей и серьезной? Он старался преуменьшить значение своей связи с Джессикой, тщательно обуздывая свои чувства, но в то же время позволяя Джессике жить в мире своих фантастических желаний. Легко теперь считать это неправильным. Почувствовав в письме Джессики сильное чувство собственницы, Кейт была близка к истине. И если у Кейт создалось впечатление, что он и Джессика все еще любовники, фактически любовники, это не было целиком неверным впечатлением.