– Почему Джон подал в отставку, может быть, ему кажется, что он провалил расследование?
– Нет, я так не думаю. Его отчет был невелик, но вся проблема стала ясной.
– Тогда почему же?
– Он хочет заняться наукой, а может быть, немного попреподавать. Он уже несколько лет стремился в отставку.
– Наверно, он хочет начать новую жизнь и все такое.
– Я надеюсь, он приедет к нам, то есть они приедут.
– Я тоже хочу надеяться. Октавиен, нам нужно взять еще одну домоправительницу. Мы сможем?
– Да, дорогая. Но только пощади чувства Кейзи.
– К черту Кейзи. Ну ладно. Я дам объявление, что нам требуется старшая горничная. О Октавиен, как грустно, все распалось, все ушли.
– Дорогая, ты скоро заведешь других.
– Других кого?
– Я имею в виду – людей.
– Ты ужасен.
– Любимая, перестань.
– Ты ужасный старый гедонист. Мне трудно будет с Джоном и Мэри. Ты не думаешь, что он из тех гомосексуалов, которые женятся, чтобы убедить себя в том, что они нормальные?
– Ты думаешь, что он гомосексуал, потому что он нашел в себе силы противостоять твоим чарам.
– Октавиен, ты – чудовище. Мэри больше похожа на мать, верно?
– Не думаю, что он педик. Мэри как раз его тип – серьезная и все такое.
– Да. А я как раз не его тип. Я понимаю теперь, как глупо я вела себя с Джоном.
– Ты нежная девочка, Кейт.
– Не говори таким тоном!
– Джон ниже тебя. Для него это было слишком сложным.
– Он на самом деле не понял тебя.
– Джон – очень милый парень, но он не тот мудрый, хороший человек, каким мы его считали.
– Мы считали его богом, а оказалось, что он такой же, как мы, в конце-то концов.
– Как мы, в конце концов.
– Ты готов, дорогой?
– Готов, милая.
– Октавиен, я люблю тебя. Ты так умеешь подбодрить меня! Разве не чудесно, что мы все рассказываем друг другу?
На самом деле Октавиен предпочитал не посвящать Кейт в некоторые подробности своей жизни; в частности, он умалчивал о долгих поздних вечерах на работе, которые он проводил вместе со своей секретаршей. Но он легко прощал это себе, просто полностью забывая о происшедшем и чувствуя себя безгрешным. Он часто говорил сам себе, что очередной такой вечерок – в последний раз, он не хотел считать себя обманщиком. Но сознание того, что жена ничего не утаивает от него, было для него источником счастья и удовлетворения.
Лунный абрикос сиял, и уханье совы разносилось над любовными ритуалами.
– Они уедут, – сказал Тео.
– Да, – сказал Вилли.
– Ты печален.
– Я всегда печален.
– Не всегда. Две недели назад ты был почти веселым. Мне показалось, ты переменился.
– Тогда со мной в Лондоне случилось нечто…
– Что случилось?