Пирс, стоявший к ней спиной, яростно сдирал плющ с одного из небольших надгробий, чтобы очистить барельеф, изображающий парусник.
– Значит, ты думаешь – я лгу? – спросила Барбара, помолчав.
– Не верю, что ты забыла купальный гимн. Ты бы не смогла.
– Почему бы и нет? Из Швейцарии все здешнее кажется таким далеким.
– Это место важнее Швейцарии.
– Кто это сказал?
– Ты плакала, когда уезжала отсюда.
– Теперь я выросла. Я плачу теперь, только когда мне скучно. Мне с тобой скучно. Почему бы тебе не пойти купаться или еще куда-нибудь.
– Не хочу. Разве что вместе с тобой.
– Почему ты все время таскаешься за мной? Почему ты не можешь чем-нибудь заняться сам по себе? Почему ты вообще здесь, если на то пошло. Предполагалось, что ты будешь кататься на яхте с Пембер-Смитами.
– Черт побери этих Пембер-Смитов!
– Почему ты злишься?
– Я не злюсь.
– Ну и не кричи.
– Я не кричу.
Пирс сидел на плюще, прислонившись спиной к могильному камню. Ему хотелось положить голову на светло-коричневые ноги Барбары чуть повыше колен и громко зарыдать. Ему хотелось еще разрушить что-нибудь, все, может быть самого себя. Он навалился всем телом на плющ, погрузив руки глубоко в него, борясь с сопротивлением жилистых нижних ветвей.
Сделав над собой усилие, он сказал:
– Что-то не так у нас с тобой, Барби. Наверно, это просто проблемы пола?
– Может быть, у тебя с этим проблемы. А у меня все в порядке.
– Еще бы, ты уже достаточно взрослая, чтобы флиртовать с Джоном Дьюкейном!
– Я не говорила, что недостаточно взрослая для чего угодно. И я не флиртую с Джоном Дьюкейном. Мы просто с ним подружились.
– Только посмотри, как ты задрала юбку.
– Я ее не задирала. Просто мне все равно – здесь ты или нет.
– Ты стала маленькой важной персоной, да?
– Я всегда была маленькой важной персоной.
– Хочешь посмотреть гнездо сойки, Барби?
– Нет, ты мне уже три раза говорил об этом гнезде.
– А ты мне уже пять раз рассказывала о своем посещении Шильонского замка.
– Тебе я не рассказывала. Я говорила об этом другим людям. А ты просто слушал. Que tu es bête[6], Пирс!
– Можешь не выпендриваться своим французским передо мной, на меня это не производит впечатления.
– Для меня это естественно. Я не выпендриваюсь, я говорю на этом языке месяцами.
– Не кричи на меня. Ладно, я ухожу. Сейчас отлив. Я пойду искупаюсь в Гуннаровой пещере. Я собираюсь заплыть вовнутрь Гуннаровой пещеры.
Гуннарова пещера занимала первое место в детской мифологии. Она находилась в основании скалы прямо в море, и у нее была репутация пещеры контрабандистов, вход в нее открывался очень ненадолго, только во время отлива. Мэри Клоудир, с ее живым и мрачным воображением, сразу представив себе попадание в ловушку и утопление, давным-давно уже запретила детям заплывать в пещеру. Барбара и близнецы, и без того боявшиеся пещеры, повиновались. Пирс, который очень боялся пещеры, иногда ослушивался ее. Он несколько раз заплывал туда во время отлива, и хотя он не нащупал внутри ничего сухого, ему казалось, что она уходит вверх, в скалу. А если это так, то даже во время прилива там должна была находиться еще одна пещера, недостижимая для воды, – чудесное потайное место для контрабандистов. Пирс не видел другой возможности узнать это, как залезть внутрь пещеры, вскарабкаться как можно выше и ждать, что произойдет. Конечно, если он ошибся и прилив полностью затопит пещеру, тогда он утонет, но это видение хотя и ужасало Пирса, но и странным образом возбуждало. Особенно с тех пор, как Барбара вернулась, он постоянно думал о пещере, представляя ее темноту как род высшего испытания, где найденные сокровища и смерть от утопления соединяются в звенящем водовороте божественной потери сознания. Но все это было лишь в его фантазиях. В реальности он делал только робкие и короткие попытки исследовать пещеру: ненадолго заплывал в ее пасть и сразу же выплывал оттуда, задолго до того, как прилив затопит вход, который открывался только на сорок минут.