Пирс очень быстро тащил лодку, зажав веревку в зубах. Минго, который бросился в воду вслед за ним, тоже сопровождал лодку; его смешная, важно задранная сухая голова контрастировала с мокрой, со слипшимися волосами, головой мальчика, нырявшего и скользившего под водой подобно тюленю.
– Где Барб? – спросила Кейт у Пирса.
– Катается на своем пони, – сказал он, выронив веревку и хватая ее снова, как спаниель.
– Она помешана на верховой езде теперь, – сказала Кейт, поворачиваясь к Дьюкейну, – и она, пожалуй, слишком бесстрашная. Я очень надеюсь, что мы правильно поступили, послав ее учиться в Швейцарию.
– Она все равно поступит в Оксфорд, – сказал Дьюкейн. – Она умная девочка, и ее французский будет великолепен.
– Я бы очень хотела, чтобы Вилли переменил свое решение насчет занятий с ней немецким. – Вилли без всяких объяснений отказался помогать Барбаре в немецком.
Лодка замедлила скорость. Пирс бросил веревку и поплыл к скалам на восточной оконечности Красной Башни, где они отвесно спускались в море. Дьюкейн почувствовал облегчение, освободившись от присутствия маленького демона.
– Не лезь туда, Пирс! – кричала Кейт вслед ему.
– Не буду.
– Это пещера Гуннара, – сказала Кейт, показывая на темную полосу у основания скалы. – Должно быть, начался отлив.
– Да. Ты говорила, вход открывается только в отлив.
– У меня мурашки бегут по коже, – сказала Кейт. – У меня была фантазия, что там полно утопленников, которые забрались туда в поисках сокровищ, и море поймало их в ловушку.
– Возвратимся, – сказал Дьюкейн. Он дрожал. Он начал ритмически погружать руки в воду, заставляя коракль скользить по сияющей поверхности моря. Кейт чуть передвинулась так, что их ноги соприкоснулись. Они смотрели друг на друга испытующе, взволнованно.
– Почему Шекспир так и не написал пьесу о Мерлине? – спросила Генриетта.
– Потому что Шекспир сам был Мерлином, – ответил дядя Тео.
– Я тоже часто задумывалась об этом, – сказала Пола. – Почему он не воспользовался легендами об Артуре?
– Думаю, что я знаю, – сказала Мэри.
Все замолчали. Мэри колебалась. Она была уверена, что знает, но очень трудно было выразить это в словах.
– Почему? – спросил Джон Дьюкейн, подбадривающе улыбаясь.
– Шекспир знал… что мир магии… что это – предмет опасный… и все эти отношения… Не такие, как в реальном мире… Это было несвойственно ему… У него была своя собственная атмосфера… Ему незачем было прибегать к этим легендам…
Мэри умолкла. Это было не вполне точно, и все же она знала. Мир Шекспира был совсем другим, шире.
Разговор рассыпался, каждый беседовал со своим соседом. Это был воскресный обед за круглым столом в холле, он уже подходил к концу. Кейзи кружила вокруг стола, собирая тарелки и громко разговаривая сама с собой, как она делала обычно, прислуживая за столом, входя и выходя на кухню, через открытую дверь которой вошел Монроз в своем продолговатом, а не круглом проявлении. Потом можно было видеть, как он залезает в корзину для животных рядом с Минго, который стоял в состоянии явного возбуждения. Минго то клал свою лапу в корзину, то нервно отдергивал ее опять. Монроз возлежал в ней с неподвижностью уверенной в себе силы.