– Арестовали акробата году в 38-м или даже раньше. Били так, что переломанные ребра прорвали кожу. Натурально торчали из человека наружу обломки костей. Вправлял он их себе сам. Раны гноились, не заживали. Дело шло к развязке. – Чувствовалось, что интеллигент рассказывает эту историю не в первый раз, но народ все равно затих и прислушивался. – Однажды ночью акробата из подвала забрали и повели куда-то в здание НКВД. Сопровождали двое конвоиров. Вдоль лестниц на коротком расстоянии друг от друга стояли вооруженные часовые. Почуял Васька: что-то не то, на обычный допрос непохоже. Оказалось, выездная сессия московского суда взялась по-быстрому разобраться с судьбами слишком долго засидевшихся подследственных. Провели в небольшой темный зал. Там только конвоиры и три судьи. Все грустные, усталые. Смотрят на Ваську чуть ли не умоляюще, мол, «давай, товарищ, быстрее все формальности решим, поскорее на расстрел тебя отправим, и к следующему такому же товарищу перейдем. Шутка ли! Ночь на дворе, а нам еще приговоры выносить и выносить…»
Кто-то из присутствующих рассмеялся, другие зашикали, мол, не смешно это, а правда, и вообще, мол, не перебивай.
– В общем, как водится, глава «тройки» поинтересовался именем подсудимого, возрастом и, не сообщая, в чем суть обвинения, сразу спросил, признает ли акробат себя виновным. Тот говорит: «Не признаю!» Судьи невозмутимо поставили какие-то галочки в протоколах и объявили, что «тройка» удаляется на совещание. Делали они это все явно сотый раз за день и не факт даже, что услышали, что именно Васька им ответил. Тут акробата осенило. Когда московские гости уже вставали со стульев, он закричал, что обвинения все ложные, а показания у него выбили силой. И разорвал рубаху на груди, показывая страшные гноящиеся раны. Похоже, это спасло ему жизнь. То ли и впрямь прониклись представители «тройки» ранами, то ли все равно кого-нибудь в процент нерасстрелянных должны были внести, и решили поощрить Ваську за активность. Короче, суд отправил дело на доследование, а Ваську бросили в камеру отлеживаться и долго не трогали, а потом и вовсе отпустили.
– Не-а, – не унимался полтавчанин, явно даже не потому, что не верил истории про Ваську, а просто чтобы был повод для продолжения разговора. – Не сходится твоя история! С акробатом-то ладно, но сам-то ты, что, выходит, с 37-го так под следствием тут и сидишь?
– Отчего же? – удивился интеллигент. – Мое дело тоже закрывали. Сейчас я тут с повторным визитом, так сказать, – его лицо болезненно передернулось. – Это, знаете ли, сплошь и рядом ныне…