– Это всё правда, – говорю я, положив на забор обе руки, в одной из которых бокал.
Майлз кивает.
– Да. Но эти люди, – он кивком указывает на бурлящую позади нас толпу, – предпочли бы видеть в качестве будущей королевы кого-нибудь из своей среды.
– А ты? – спрашиваю я и отхлебываю еще воды.
Майлз удивленно поворачивается ко мне. Когда он не смотрит на мир свысока, нетрудно вспомнить, что он довольно мил, во всяком случае эстетически привлекателен, со своими изящными скулами и красивыми глазами.
– Мне нравится Элли, – говорит он.
Это, конечно, не ответ, но я не настаиваю и вновь принимаюсь разглядывать ипподром.
– И как же ты угодил в число Королевских Мародеров? – интересуюсь я. – Честно говоря, ты на них совсем не похож.
– Это комплимент? – спрашивает Майлз, и я пожимаю плечами.
Сделав глубокий вдох, он тоже кладет руки на верхнюю перекладину:
– Мы с Себом познакомились в Грегорстоуне.
– Та жуткая школа для мальчиков, где-то на севере, где учился Алекс? Элли про нее упоминала. Подъем в шесть утра, холодный душ и овсянка?
Майлз слегка морщится и поднимает руку, чтобы пригладить волосы.
– Та самая. Шотландские принцы учатся там с начала девятнадцатого века. И, – добавляет он, стукнув мыском ботинка по нижней перекладине, – мальчики из семьи Монтгомери тоже.
Я поднимаю бровь, ожидая продолжения, и Майлз говорит:
– Мы такие же, как Шербет. Придворные. Титулы, большой дом – иногда два или три. Одни из нас богаты, другие на мели. Наши семьи на протяжении поколений были связаны с членами правящей династии. Отец Шербета чуть не женился на матери Алекса и Себа. Родители в конце концов отослали ее в Париж, чтобы разлучить их. Они надеялись, что она влюбится в кого-то более подходящего на роль принца-консорта. Так и произошло. Папа Шербета, пожалуй, так после этого и не оправился. Он очень надеялся получить корону.
Я морщу нос:
– То есть он больше переживал из-за того, что не стал принцем, чем из-за того, что не женился на любимой девушке?
Теперь очередь Майлза фыркать.
– Честно говоря, я не поручусь, что он ее любил. Любовь никогда не играла большой роли в королевских браках.
Воцаряется тишина, которую уж точно можно назвать неловкой. Майлз озадаченно хмурится, пока, очевидно, не вспоминает, с кем говорит.
– Сейчас, конечно, по-другому. Алекс по-настоящему влюблен в Элеонору, это все видят.
Майлз прав, поэтому я не думаю, что он просто пытается меня утешить, но все-таки это – еще одно напоминание, что мир, в который вступает Элли, сильно отличается от того, который нам знаком. Кем надо быть, чтобы позволить себе брак по любви лишь в двадцать первом веке?