– Королевская семья с утра всегда выезжает на прогулку, – говорит она, – а значит, появляются фотографы.
Я так резко останавливаюсь, что из-под ног у меня разлетаются камушки.
– Выезжает? – переспрашиваю я. – Пожалуйста, скажите, что вы имели в виду велосипеды, а не лошадей. Велики, по крайней мере, не кусаются.
Глиннис смеется и качает головой. Ее медно-рыжие волосы переливаются в лучах солнца.
– Какая ты шутница, Дэйзи.
– Нет, я абсолютно серьезно, – настаиваю я, когда мы шагаем дальше.
Жаль, что Глиннис не носит шагомер – тогда она бы знала, сколько проходит за день. Это должно быть внушительное количество.
Вздохнув, я следую за ней к каменному строению с шиферной кровлей, которое, очевидно, и есть конюшня. Раньше я не догадывалась об этом, потому что на вид оно очень затейливое: я бы в жизни не подумала, что там живут лошади, а не люди.
Лошади, на одну из которых мне придется взобраться.
– Почему вы так любите лошадей? – спрашиваю я, когда мы заходим в полутемную, пахнущую травой конюшню.
– Мы родственники, – отвечает Майлз; когда мои глаза привыкают к полумраку, я замечаю, что он стоит возле стойла. – Поэтому у нас такие подбородки.
Я готова рассмеяться: это была бы неплохая шутка… если бы он не был одарен столь изысканными чертами лица – и если бы я его не ненавидела. Но он одарен, а я ненавижу, поэтому никаких послаблений.
Он подходит к нам, держа руки в карманах, и я с облегчением вижу, что Майлз одет почти нормально – белая рубашка, джинсы, коричневые кожаные сапоги. Если бы нам пришлось надеть узенькие белые брючки и бархатные курточки, я бы позволила королеве отменить свадьбу и навлекла позор на свою семью. Всё лучше, чем фотография моей задницы в белых брючках на первой странице каждого журнала.
Я в джинсах и в рубашке, которую выбрала для меня Глиннис – темно-зеленой, от которой не отказалась бы и Элли. И в сапогах – надо признать, они изящней, чем у Майлза. Кожа, облегающая мои икры, такая мягкая, что я постоянно подавляю желание погладить голенище.
Так мы стоим несколько секунд – я, мой поддельный бойфренд и дама, которая всё это устроила.
А затем Глиннис хлопает в ладоши и улыбается.
– Вот и славно, трам-пам-пам, – говорит она, и я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться.
Я украдкой смотрю на Майлза, но он даже не улыбается. Более того, вид у него скучающий. Наверное, он привык к людям, которые разговаривают, как в детской книжке полувековой давности.
Потом я вспоминаю, как на секунду Майлз нарушил пространственно-временной континуум, став вдруг очень милым, и это так странно, что я немедленно встряхиваюсь. Вероятно, мне просто померещилось. Я волновалась из-за Изы, и у меня отказал мозг. Иных вариантов просто нет.