Вообще-то герр Штольц не слишком жаловал Марту Рашке и её дочь. Да и с какой стати ему питать почтение у этой девке, пусть и прижившей ребёнка от Мекленбургского герцога. Мало ли таких бастардов по всей империи? Правда, бабушка маленькой Клары Марии, так звали девочку, питала необъяснимую слабость к своей внучке, к тому же названной в её честь и потому приходилось держать своё мнение при себе.
Впрочем, госпожа герцогиня сильно сдала в последнее время и когда милосердный господь приберёт её, всё переменится. Герцог вряд ли станет держать при себе незаконнорождённую дочь своего беспутного пасынка, как и её мамашу. Вот пусть и убираются на все четыре стороны, хоть к родителям в Кляйнештадт, хоть в далёкую Московию, где её дикие жители имели безрассудство выбрать Мекленбургского герцога своим царём. Хотя… что от них ждать? Какие подданные, такой и сюзерен!
Проснувшись, Шурка снова увидела рядом с собой эту женщину. Сражённая усталостью, та сидя спала у её изголовья, прислонившись к высокой резной спинке кровати. Вообще, постель заслуживала отдельного описания. Перина и подушка были наполнены мягчайшим пухом и выгодно отличались от привычных девушке мешков с синтетической ватой, а вот простынь было довольно трудно назвать белоснежной. Скорее она была серо-белой, но это был именно цвет, а не грязь. К тому же материал её был довольно груб. Рубашка тоже не была шёлковой, хотя шёлковых Саша никогда не носила. Большую часть сознательной жизни пижамой ей служили трусы и майка, но, видимо, в больнице её переодели в рубашку из грубого полотна. Интересно, что же это за больница такая? С трудом подняв руку, девушка посмотрела на неё и поразилась худобе.
— Сколько же я тут валяюсь? — растерянно подумала она и вдруг в голову молнией влетела мысль: – "Где мой ребёнок?"
— Где мой ребёнок? — повторила она тонком голосом и с трудом откинув тяжёлое лоскутное одеяло, вскочила на пол.
— Доченька, что с тобой? — переполошилась мигом проснувшаяся женщина и попыталась остановить Шурку.
Не тут-то было, девушка бросилась бежать, оглашая пространство дикими криками. Откуда-то появившиеся люди бросились за ней, и скоро беглянка была схвачена и принесена на свою постель. Самое странное, что все окружающие её, включая сидевшую у изголовья женщину, были великанами по сравнению с Шуркой. Во всяком случае, большинству из них она доставала едва ли до пояса. Кроме того, они были донельзя странно одеты, в какие-то длинные платья, поверх которых были не менее длинные передники, а на головах уродливые чепцы. Но хуже всего было то, что все они говорили на немецком и это последнее обстоятельство так поразило Александру, что она замолчала.