Эта встреча пронеслась в памяти герцогини, и она насторожённо посмотрела на свою падчерицу. Та ответила ей прямым и честным взглядом, в котором, впрочем, чувствовалось весьма мало раскаяния.
— Вы, ваша светлость, заставили нас изрядно поволноваться, — начала Катарина.
— Мне очень жаль, ваше королевское высочество, — повинилась Шурка.
— Очень на это надеюсь.
— Простите меня.
— Всё хорошо, что хорошо кончается. Однако, надеюсь, что вы извлечёте должные уроки из всех этих происшествий.
— Конечно, государыня.
— Мы скоро покинем Мекленбург, а вы со своей матушкой останетесь здесь. Но кто знает, возможно, ваш царственный отец вскоре захочет увидеть вас при своём дворе. И не хотелось бы, чтобы ему пришлось краснеть за ваше воспитание. Вы понимаете меня?
— Да, государыня.
— Мы распорядились найти вам учителей и надеемся, что вы проявите должное усердие. Мы знаем, что вы неглупая и рассудительная девочка, как бы ваша светлость ни старалась убедить нас в обратном. Но вам нужно научиться держать в узде свои желания.
— Я сделаю всё, что в моих силах.
— Очень на это надеюсь, — усмехнулась герцогиня и отпустила принцессу.
— Ты точно не хочешь к отцу? — неожиданно спросила её Марта, когда приём закончился.
— Нет, — покачала головой Шурка. — Похоже, он и сам не очень-то хочет видеть меня. Да и мне что-то в Москву совсем не хочется.
— Почему?
— Ну, там царевен, чует моё сердце, будет много. А здесь я одна такая – мекленбургская принцесса.
Едва корабли под мекленбургским флагом покинули Росток, море стало свежеть, затем усилился ветер и, наконец, разразился такой шторм, что даже опытные моряки стали больше уповать на милость Господню, чем на крепость своих судов и искусство кораблевождения. Хуже всего себя чувствовала герцогиня Катарина, вообразившая, что непогода ниспослана ей в наказание за гордыню и теперь давнее пророчество, касающееся её сына, непременно случится. Мучимая морской болезнью она пыталась молиться, но приступы дурноты не давали ей сосредоточиться на Святом Писании. В таком угнетённом состоянии она призвала к себе русского митрополита и попросила его вознести молитвы о спасении.
Едва договорив, она впала в беспамятство и некоторое время провела так, но когда чувства к ней вернулись, она застала Филарета рядом с собой, а волнение явно утихло.
— Молись, государыня, — хрипло сказал ей Романов. — Господь не без милости, глядишь и не оставит тебя и царевича с царевной своим заступничеством!
— Благодарю вас, — обескровленными губами прошептала она и в изнеможении откинулась на измятую подушку.