Нет, Марк по-прежнему не считал, что творческие люди должны напоминать австралийских попугаев, но уже знал, что позерство иногда необходимо. Чтобы произвести нужное впечатление, чтобы скрыть за ним недостатки и неуверенность. Он всегда был искренним художником, но часто – позерским медиумом.
Мужичок вручил ему пропуск на длинном ремешке, который следовало вешать на шею, и махнул рукой, призывая пройти внутрь, где по залам уже бродили немногочисленные пока посетители, а в первом, чуть в сторонке, стояли Алекс и, конечно же, Белль. Увидев последнюю, Марк непроизвольно скривился. Глупо было предполагать, что Белль отпустит сына на выставку одного. И дело даже не в том, что Алексу едва исполнилось тринадцать, а в том, что на выставку эту позвал его он, Марк. Белль не просто привела сына, она, очевидно, будет таскаться за ними по пятам и тщательно слушать все, о чем они говорят. Как будто Марк и в самом деле может открыть их общему сыну главную тайну.
– Привет! – весело поздоровался он, подходя ближе.
Алекс тут же расплылся в радостной улыбке, а Белль перекосило как Пизанскую башню. Каждый раз, видя ее брезгливую мину, чуть опущенные вниз уголки губ, Марк удивлялся, как мог когда-то без памяти любить ее, как мог еще несколько лет назад искренне считать ее самой красивой женщиной на свете? А Рита, глупая, до сих пор ревнует…
– Привет! – чуть не подпрыгнул от радости Алекс, Белль не удостоила его ответом. – Это так здорово, что ты меня позвал!
– Ты и так пошел бы сюда с классом, – процедила Белль.
– Но это не то же самое, – возразил Алекс.
– Конечно, не то же, – кивнул Марк.
– Ой ли? – тут же усмехнулась Белль, надменно приподняв бровь. – И чем же ты сможешь удивить моего сына? Ты же не член Союза художников, сам здесь случайно оказался.
Теперь уже от гримасы не удержался Марк. И как она узнала, стерва? Он не удостоил ее ответом, прекрасно зная, что равнодушие разозлит сильнее. Ему хватало восторга Алекса. Когда-то Марку представился случай впечатлить племянника способностями медиума, теперь же он хотел показать себя и как художник.
К его удивлению и восхищению, Алексу и самому нашлось чем его удивить. То ли он подготовился к выставке, то ли просто не на шутку интересовался живописью и современным искусством, но он мог провести неплохую экскурсию, порой рассказывая о картинах, инсталляциях и художниках такие вещи, которых не знал даже Марк. И каждый раз, когда Алекс говорил что-то такое, Марк испытывал странное чувство. Если бы речь шла о Гретхен, он назвал бы это чувство отцовской гордостью. Именно ее он испытывал, когда Гретхен хвалили на кружке по рисованию, когда ее выделяли в балетной школе. Он гордился дочерью и, похоже, сейчас гордился сыном. Белль же, видя восторг Алекса, его искреннюю заинтересованность в происходящем, злилась все сильнее, и это тоже не могло не радовать.