– Да, конечно, я все понимаю, – кивнул он, и Рита надеялась, что он действительно понял все. – В таком случае, до встречи. Просто хочу, чтобы ты помнила, что я всегда готов помочь. Что бы тебе ни понадобилось.
Он протянул руку и коснулся ее ладони, сжимая вроде бы в поддерживающем жесте, но Рита поторопилась открыть дверь.
– Спасибо, – улыбнулась она, чтобы не выглядеть невежливой. – Я помню. До встречи на работе.
Она выбралась из машины и направилась к парадной, замечая боковым зрением косые взгляды соседок на лавочке у детской площадки. Наверняка они прекрасно разглядели, что ее привез домой посторонний мужчина и еще какое-то время они сидели в машине, о чем-то разговаривая. Теперь будут перемывать ей кости. Бабушку в доме очень любили и уважали, любили и Риту как ее внучку. Но вот Марка местные кумушки терпеть не могли, и теперь, когда Веры Никифоровны не стало, а Марк остался, в немилость начала впадать и Рита. Впрочем, сейчас это была наименьшая из ее проблем.
– Целая толпа юристов – и ни одного галстука. Только ради этого уже стоит пойти!
Рита, до этого бессмысленно перебиравшая украшения в шкатулке, подняла голову и встретилась в зеркале взглядом с мужем.
– То есть шестидесятипятилетие отца для тебя недостаточный повод? – поддела она.
Марк выразительно закатил глаза.
– Ты же знаешь, как я люблю все эти званые вечера.
Рита знала. Марк их терпеть не мог. И она могла бы поклясться, что если бы его отец решил отмечать свой юбилей как полагается, в ресторане и с дресс-кодом, Марк бы не пошел. Нашел бы способ увильнуть и поздравить отца отдельно. Но тот решил устроить просто дружеский прием в формате барбекю, без пиджаков и галстуков, благо погода позволяла, а потому искать повод отказаться младший сын не стал. Хоть и проел Рите всю плешь уверениями, какая это будет скучная вечеринка.
Рита захлопнула шкатулку, решив, что наряд из джинсов и клетчатой рубашки вполне может обойтись и без украшений. За два прошедших с обследования дня она так и не нашла времени сообщить Марку о его результатах. Не потому, что не хотела расстраивать его. Потому, что не была расстроена сама. Она все ждала, когда же реальность дойдет до нее, когда она испугается, поймет, чем ей грозит поставленный диагноз, но этого пока так и не произошло. И в глубине души пугало гораздо сильнее, чем оставшееся незначительное время.
Почему ей не страшно? Почему она не рыдает в подушку? Рита не знала, а потому молчала. Ведь сказав Марку о диагнозе, придется сказать и о том, что с ней самой что-то не то в совсем другом плане.