На этой огненной стихии
Не наяву и не во сне
Я нёсся где-то в вышине,
Но лаптем сбит, упал в России.
Меня ж, влетевшего извне,
Не стали бить, а отходили.
«Страшенный всё-таки, как чёрт!
Ужели впрямь сам бес свалился?!»
Народ, входя в избу, крестился.
Я затаился, будто мёртв,
А под покровом ночи смылся,
Да призадумался насчёт
Здесь погостить и вот остался,
И долго счастлив был вполне.
Ах, были здесь так рады мне.
О! Я без дела не шатался.
Все обращались к Сатане.
И с кем я только не встречался.
В домах людских и диких кущах
Простолюдинов и царей —
Всех обучал, как жить мудрей,
А их загадочные души
Всех душ мне сделались милей,
Сам русский воздух был мне гуще.
И я подумывал, ей-ей,
Что, может быть, я снова русский,
Меня Иваны да Маруськи
Взашей не гонят из дверей,
Порой и в дом, и в сердце впустят.
Запретных книжек дай, идей.
Тут некто Карло с бородою
Моей России удружил,
Своих воззрений заложил
Дурное семя. Сам собою
Растёт сорняк. Он предложил
Всем людям жить одной семьёю.
И всё по чести поделить,
А не тянуть тугую лямку
Учил. В России на полянках
Поклонники поговорить
Сходились. Я из адской склянки
Им маслица спешил подлить.
Ученье Карло растекалось
Стремительно, как быстрый яд,
Спешили мы расширить ад,
Ведь старого-то было мало,
Скорей, они уже летят,
Как пламя адское сияло!
Вот-вот рванёт, и… грянул залп
Из пушки крейсера «Аврора».
А значит, хватит разговоров,
И, значит, «караул устал»
И красного хотят террора.
Я вдоль по Невскому бежал,
Я, было, руки простирал
К своим. Я чувствовал: свои,
Кричал: «Матросики, братки!»
Приклад мой череп раскромсал,
Потом… ботинки-утюги…
И старший «маузер» достал.
«Товарищ, береги патроны,
И так он больше не жилец», —
Вмешался пожилой боец,
И штык достал меня проворный.
«Ты прав, Семёныч, молодец.
Вот контра! Ишь, из благородных».
Так чёрта выгнали взашей.
«Тебя, мол, нет», — они сказали.
Лихие времена настали
Красно-коричневых царей,
Когда планету оседлали
Чудовища, друг друга злей.
Такое действо разыгралось!
И что там шалости чертей,
Коль нет управы на людей.
Россия в корчах надрывалась,
Всяк норовил в неё гвоздей
Забить. Угомонились малость
К концу столетия, и вот
Признали: «Много ошибались», —
И каялись, и сознавались:
«И там, и здесь, мол, недочёт.
Немного потерпеть осталось,
Ещё один переворот —
И жизнь нормальная начнётся…»
Но лишь упало с глаз бельмо,
Глядят, ан новое ярмо
На шею стёртую кладётся,
И снова на Руси клеймо:
Иль «продано», иль «продаётся».
Что ж, одурманенная Русь
Опять больна и тяжко бредит.
У власти партия медведей…»
«Ну, с этим после разберусь…»
Тут в тёмном небе меж созвездий
Возник экран. «Прости. Вернусь