Она шла, очень медленно переставляя ноги, пробуя перед собой пол всякий раз, прежде чем сделать шаг. По сторонам оглядывалась, пыталась осветить факелом как можно больше, но ничего примечательного не видела. Вообще ничего не видела, кроме темноты и грубых каменных плит на полу, густо покрытых то ли песком, то ли стеклянной крошкой, то ли еще чем-то мелким и скрипучим.
Наконец, в круге неясного света от факела, что-то мелькнуло. Чуть приободренная, Эльмарис поспешила в ту сторону и уже через мгновение с криком отшатнулась. Факел выпал из ослабевших пальцев и ударившись о плиты пола, потух. Эльмарис же осталась в кромешной темноте, стояла, боясь пошевелиться, и прижимала пальцы к губам, точно бы пыталась сдержать еще один крик.
Там, на стене, висел человек. Или то, что когда-то было человеком. Эльмарис только и успела, что заметить высокую фигуру, очень тонкую, будто высушенную временем, с выпирающими костями ребер — как на наглядном пособии в Школе.
Эльмарис даже передернулась, вспоминая о том, как пищала вместе с остальными ученицами Школы целительства, когда впервые такое «пособие» увидела. И как мастресса Литария отчитывала первокурсниц за несдержанность.
К пособию они быстро привыкли. Уже на том же занятии подходили поближе, разглядывали. Самые смелы даже потрогать решились. И ничего-то не произошло.
Но, то было тогда, а теперь, Эльмарис сильно сомневалась, что увиденная ею фигура сделана из неживого материала.
Что делать дальше? Бежать?
В темноте не видно ничего. Эльмарис даже не представляла себе, в какой стороне находится выход. А без света отыскать его было невозможно.
Целительница всхлипнула, делая осторожный шажок назад. В ответ ей прилетел тихий шорох.
— К-кто здесь? — ее дрожащий шепот утонул в непроглядной тьме. И никакого ответа.
А воображение, весьма, надо признать, бурное, вдруг подсказало, что в подвалах иной раз и крысы водятся и еще какая пакость.
Эльмарис вздрогнула. Поежилась, руками себя за плечи обхватила. Крыс она боялась. Мышей, впрочем, тоже. И вообще никогда-то не наблюдала в себе особого расположения ко всякого рода мерзостям.
Она снова сделала шаг назад. Осторожный такой шажочек. И замерла.
Стон. Тихий. Настолько слабый, что и расслышать его было почти невозможно за громким стуком сердца в груди. Эльмарис даже подумалось, что это все же воображение играет с ней злую шутку.
Ведь не может же быть, что тот… то, что на стене висело, еще живо. Ведь не может же?
Стон повторился, на этот раз чуть громче, протяжнее.
— Эй! Здесь кто-то есть? Не молчите!