Тут я побагровел до кончиков ушей: до меня дошло, что она читает католический именослов, – вряд ли господин и госпожа Кор сверялись с этим источником перед крещением дочери… впрочем, какое там крещение… нет-нет, откуда?
– Ну хватит, Пиммихен, прекрати.
– Уже подхожу к концу. Ну-ка, помоги… шрифт мелкий, зрение никудышное. Вот здесь что написано: святая Эмилия, святая Эдита?
– Ни то ни другое.
– На «Э» не так уж много имен. А, вот еще: святая Элисавета. Она была дочерью какого-то венгерского короля в тринадцатом ве…
Я вырвал именослов у нее из рук, сунул обратно в ящик, запер бюро, а ключ забросил на ее секретер – чтобы не достала.
– Наверное, нет, – с лукавым блеском в глазах сказала она. И после этого называла Эльзу «Эдельтрауд».
Те выходные я помню во всех подробностях – как будто это было вчера. Настоящее и прошлое слились воедино; я вырезал отдельные моменты по мере их следования, а потом и вовсе отсекал их от реального мира, чтобы отправить в далекое, неуязвимое царство прошлого. Так начался обратный отсчет. Будь у меня такая возможность, я бы остановил время, но время – самый изощренный вор: оно в конечном счете прибирает к рукам все – и ложь, и правду.
Стук дождевых капель по крыше создавал особый уют; сидя вдвоем с Эльзой, я слушал ее рассказы о живности, обитающей на земле. Например, если бы мы, люди, были задуманы в виде черепах, как изменилась бы наша жизнь? Для сравнения она сказала: представь, что мы ходим по земле, а наш дом перемещается вместе с нами, на наших спинах, – неудобно, конечно, но есть в этом большие преимущества. Строительством домов заниматься не нужно, бездомных не существует, каждый день можно обеспечивать себе новый вид из окна, и в этом мире ты повсюду дома, а значит, не существует границ и связанных с ними кровопролитий. Когда она сказала «наш дом», «на наших спинах», меня захлестнула какая-то теплая волна, как будто у нее и у меня появились четыре ноги и мы стали единым целым, пусть даже одной черепахой.
Эльза спросила, где, с моей точки зрения, находится разум: в сердце или в мозгу. Я ответил: «В мозгу», понадеявшись, что дал правильный ответ. Но она заявила, что ее разум находится сейчас за пределами телесной оболочки. В тот момент, когда она со мной говорит, разум ее видит трехэтажное строение в разрезе, похожее на кукольный дом, а мы с нею – не что иное, как два крошечных, эфемерных существа в треугольной комнатке, в правой части мансарды.
Я взмолился, чтобы она такого не допускала: ведь в каком-то смысле человеческая жизнь останавливается, когда из тела уходит разум, который, между прочим, в один прекрасный день может взять да и не вернуться. Бередило мне душу и то, что ее разум витает неизвестно где, а не посвящает себя безраздельно моей персоне. Чтобы его усыпить, она опустила голову мне на колени, как на подушку, а я боялся шелохнуться, чтобы Эльза не переменила позу. Когда же наконец она подняла голову, будто бы для того, чтобы посмотреть на меня, мне сразу полегчало. Ее затуманенный взгляд блуждал, и мне уже стало казаться, что она видит перед собой только белое пятно, ком мягкой глины, и может изваять лицо по своему выбору, но тут она по-детски, одной рукой притянула меня к себе и медленно, рассеянно поцеловала в губы.