Не было смысла спрашивать, помнит ли он меня; он, очевидно, не помнил.
– Джаннула ходит в семинарию, чтобы встречаться с тобой? Ты ее духовный наставник?
– Называть меня наставником не вполне верно, – озадаченно проговорил он. – Она приходит в семинарию, чтобы диктовать свои мемуары. У нее ужасный почерк.
Хотя бы насчет этого я не ошиблась. Это было слабым утешением.
– Но что ты вообще делаешь в семинарии? Ты же не монах. Я знаю, что ты саарантрас.
Он провел языком по зубам.
– Откуда ты это знаешь?
– Мы раньше были знакомы, – проговорила я с отчаянно бьющимся сердцем. Было ли разумно говорить с сааром, которому отсекли память, о вещах, которые он не мог вспомнить? Я нервно покрутила его кольцо на своем мизинце, и меня внезапно озарило: а что, если это кольцо и было спусковым механизмом для воспоминания-жемчужины? Я едва осмеливалась надеяться. Я вытянула руку и покачала перед его лицом кольцом с жемчужиной.
Он непонимающе посмотрел мне на руку, а потом в лицо. В его выражении ничего не изменилось.
– Ты, наверное, ошибаешься, – сказал он. – Человеческий мозг производит поразительное количество ложных воспоминаний…
– У тебя извлекли память! – закричала я, объятая яростью и бессилием. – У тебя есть шрам. Я одна из вещей, которые у тебя забрали. – Я покопалась в памяти в поисках любых фактов, которые Эскар или кто-то из изгнанников рассказывали мне об изъятии памяти. – Ты принимаешь дестальцию?
Моя пылкость заставила его слегка отпрянуть назад.
– Да, но ты снова заблуждаешься. У меня сердечное заболевание, которое называется пирокардией. Когда я принимаю истинное обличье, мое сердце перегревается и загорается внутри меня. В человеческом теле это не так опасно, но все-таки меня может поразить инфаркт. Мне прописали дестальцию и стерли воспоминания о сердечном пожаре, потому что они были слишком неприятны.
– Раньше ты был музыковедом, – проговорила я. – Ничего об этом не помнишь?
Он пожал плечами:
– Я изучаю историю монашества. Ты явно меня с кем-то перепутала. – Он замолчал, как будто разговор стал слишком скучным, и он больше не хотел его продолжать. – Если это все, мне пора возвращаться.
А затем он ушел, взяв с собой фонарь. Я была слишком опустошена, чтобы протестовать.
В какой-то момент я уснула. Из объятий сна меня вытащил очередной стук в дверь. Я уткнулась лицом в перину. Стук не прекратился. Я понятия не имела, сколько сейчас времени, знала лишь, что я ужасно зла и страшно устала. Я вылезла из кровати и рывком открыла дверь. Вместо прежних ухмыляющихся стражников передо мной стоял седовласый поджарый мужчина, облаченный в ливрею королевы, с большим подбородком и шрамами от оспы на щеках. В свете фонаря он выглядел зловеще.