Он протянул мне скрученную записку, и я взяла ее дрожащими руками.
«Это Альберд. Ему можно доверять», – я узнала изящный почерк Глиссельды.
Значит, это был глухой охранник королевы, стоявший за ее спиной во время того неловкого чаепития в кабинете. У него были добрые глаза, напомнившие мне Недуара. И все-таки когда он жестом показал следовать за ним, я медлила. Наверняка здесь был какой-то подвох. Глиссельда не захотела бы меня видеть, только не после того кошмарного завтрака. Наверняка Джаннула снова что-то задумала.
Но это все равно было лучше, чем сидеть в заточении. Мне могла представиться возможность сбежать. Я неохотно вышла из комнаты и закрыла дверь.
Альберд протянул мне объемистый мешочек – из отверстия торчала рукоять короткого меча. Он повел меня по северному коридору, где в одной из стен находилась ниша со статуей королевы Радмунды. Альберд подошел к старой королеве и потянулся куда-то за ее спину. Узкая панель слева отскочила, не издав ни звука. Альберд обернулся ко мне и пошевелил своими кустистыми бровями. Мы спустились в темноту тайного чрева дворца.
Там не было ничего, кроме винтовой лестницы. Мы долго спускались и наконец оказались в сводчатом проходе нижнего подвала дворца. У подножия лестницы нас ждала юная королева с фонарем в руке. Она была в темной мантии, накинутой поверх сорочки.
Ее глаза покраснели – наверняка от слез, – а лицо было таким розовым, как будто она его тщательно оттирала. Она заплела волосы в простую косу для сна, но несколько золотистых локонов успели выбиться. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, которые показались мне вечностью. Мое лицо горело от стыда. Конечно, она страшно злилась на меня; я не знала, что сказать.
Прежде чем заговорить со мной, она жестами обратилась к Альберду. Тот ответил ей тем же, отсалютовал и стал подниматься по лестнице.
– Он так мне помог, – проговорила Глиссельда, повернувшись ко мне, и слабо улыбнулась. – Он тоже поддается обаянию Джаннулы – как и мы все, – но ей труднее манипулировать людьми, с которыми она не может общаться. Слава святым на Небесах, она не потрудилась выучить язык жестов.
Глиссельда замерла. В свете фонаря она походила на соборную статую. Меня охватило чувство вины.
– Мне так ужасно жаль… – начала я.
Она жестом остановила меня.
– Не переживай. Люсиан мне во всем признался. Я не возражаю – он мне как брат. Но мне нужно знать: ты тоже его любишь?
– Да, – полушепотом ответила я. Даже сейчас я не могла признаться ей в этом без ужаса.
– Значит, больше нечего сказать. – Ее улыбка погрустнела. – Люсиан победил. Да здравствует Люсиан.