– спросил он.
Мы начали распутывать паутину – аккуратно, с тех ниточек, которые лежали к нам ближе всего. Было сложно фокусировать огонь на такой тонкой работе. Ниточки легко обрывались, и их сияющие кончики улетали в яркий воздух, но их были тысячи, они переплетались в плотное гнездо, окружающее нас. Чем больше связок мы разрывали, тем больше представало перед нашими глазами.
«Нужно освободить итьясаари, – сказал Абдо. – Возможно, кто-нибудь из них нам поможет».
Джаннула нас услышала. Неужели наши разумы теперь сообщались с воздухом?
– Держитесь от меня подальше! – закричала она. – Или я сброшу их со стены.
Абдо не обратил на ее слова внимания и потянулся к городу своим огненным кулаком.
Со стены с криком сорвался итьясаари. Мы с Абдо бросились его ловить, но он пролетел сквозь наши нематериальные руки и упал на землю.
Это был Недуар. Его свет погас.
Эта потеря эхом прокатилась по всему моему существу. Весь их свет был моим светом.
Даже странное сияние на севере.
Оно было огромным.
«Я вижу вас!» – крикнула я, обращаясь к сиянию. Земля начала трястись – сначала колебания длились по несколько секунд, потом растянулись до минут. От стен откалывались куски камня; метательные машины срывались на землю; котлы с пирией загорались, напоминая гейзеры. Мое тело упало, а разум в отчаянье потянулся к моим горожанам и к итьясаари на стене.
Джаннула отвела итьясаари от края. Дрожь земли была делом не ее рук.
За городом что-то поднималось: жизнь этого существа была такой невыносимо яркой, что я прищурила свой внутренний глаз и посмотрела на него глазами человека. Это была ходячая гора, покрытая грязью и чахлыми деревцами, с которой текла черная жижа. Пока она обходила город, куски земли постепенно от нее отваливались, и она начинала походить на чудовищного человека. Городская стена доходила ему до пояса, он двигался так, будто разучился или слегка заржавел за долгие годы, проведенные под землей. Казалось, что он сделан из металла.
Нет, не из металла. Из серебряных чешуек.
Он оперся огромной рукой о городскую стену. Он говорил мне, что никогда не перестает расти. Оказалось, так оно и было, в буквальном смысле. К чему я обращалась все эти годы? К его пальцу?
Пандовди был необъятен, а огонь его сознания еще необъятнее.
– Ты выпустила себя на волю, Серафина. – Его голос грохотал так, словно весь мир рушился на части. Краем сознания я отметила, что люди вокруг меня затыкают уши и сгибаются под весом этого звука; теперь он разговаривал не только внутри моего сознания.
– Вы тоже, – сказала я. – Вы не тот, кем я вас представляла.