– Хозяина нет дома, – объявил он, избегая взгляда монаха. – Как только он вернется, я передам ему, что его желает видеть его преосвященство.
– Когда он вернется? – то ли спрашивая, то ли утверждая промычал монах.
Клаус с трудом скрыл раздражение.
– Я же сказал. У нас нет другого мяса и хозяина нет дома. У него много дел, и он не рассказывает мне о них. Может быть, он встречается с купцами. Или осматривает животных на рынке. Я не знаю, где искать его сейчас. Как только он вернется, я…
– После мессы.
– Что?
– Он должен прийти сразу после мессы.
Помычав еще что-то невнятное себе под нос, монах забрал приготовленное для него мясо, осуждающе посмотрел на Клауса и наконец покинул лавку.
Пересчитывать добытое в сундучке Магнуса было некогда. Клаус оставил в кошеле пригоршню монет, а все остальное закопал в самом надежном месте – в дальнем углу дровяного сарая, где он в свое время создал для себя потайной уголок, в котором прятал утаенные от жены заначки. Марта была женщина сметливая, дельный совет от нее ой бы как пригодился, но сейчас было не до объяснений. Прежде всего, надо было разобраться с тушей самого Магнуса. Но для этого следовало как-то избавиться от учеников. Отобрав две монеты помельче достоинством, он постарался придать лицу выражение подвыпившего добряка, зашел в лавку и бросил монетки на плоский камень для разделки мяса, чем сразу привлек безраздельное внимание молодых бездельников.
– Говорят, пастухи пригнали на тот берег стадо жирных овец, и Магнус поехал на переговоры.
– На тот берег? – недоверчиво переспросил долговязый Уве, ожидая очередного подвоха.
– Угу. На том берегу овцы стоят вдвое дешевле.
– Так ведь это значит… – Уве задумчиво почесал подбородок, и Клаус, будто завершая мысль ученика, продолжил за него:
– … значит, хозяин еще долго не появится на этом берегу. А с покупателями у нас сегодня – утренние закончились, дневных не видать. Эх, помните мою доброту!
Дважды ему повторять не пришлось. Клаус даже не успел понять, что исчезло быстрее: монеты с камня или сами ученики. Заперев за ними наружную дверь, он кинулся в скотобойню, снял остатки тела Магнуса с крюка, перетащил в лавку и принялся за работу. Когда церковный колокол отзвонил приглашение к мессе, куски мяса, мало чем отличающиеся от говяжьих нарезок, аккуратно разместились на больших поддонах в холодном погребе. Быстро затерев грязной тряпкой следы своей деятельности и кое-как вымыв руки в большой лохани с водой для скота на заднем дворе, Клаус зашел в свое жилище и, не церемонясь, вытащил из сундука лучшие панталоны, которые до того надевал лишь несколько раз: на свадьбу с Мартой и еще трижды после этого на Рождество.