Опять ржет. Мама смотрит на него с возмущением, я с легкой ненавистью. Девки ему все… Честь, понимаешь, офицера СОБРа… Полковник внезапно поворачивается ко мне.
— Рыжая… Та самая что ль, из-за которой ты пулю схлопотал?
Кондратьев неуверенно кивает, переводя взгляд с меня на командира. Тот делает шаг ко мне и протягивает руку.
— Ну здравствуй, рыжая. Как зовут-то?
Пожимаю ему руку в ответ. Непривычно. Со мной мужчины редко так здороваются.
— Анна.
— Ты, Анна, больше в такие истории не влипай. И Кондратьев целее будет, и маме твоей поспокойнее.
— Я постараюсь.
— Молодец, старайся. И за Федором тут присмотри. А то он у нас — сиротка. Больше некому проследить, чтобы, значит, он тут не расслаблялся, водку не пил, с девками глупостями не занимался, а лечился, как следует. И к сессии готовился. Понял меня, Кондратьев?
— Так точно, господин полковник.
— Ну все. Выздоравливай, майор.
Он крепко жмет Федору руку и уходит. Молчаливая свита проделывает то же: то есть пожимает Феде руку и тоже выкатывается в коридор.
— Это ваш начальник, Федор?
— Да, Маргарита Васильевна. Герой России полковник Приходченко.
— Вы где-то учитесь?
— Да. Второе образование.
— Второе?
— Да. Первое — военное, второе… Ну, гражданское, будем так считать.
— А почему полковник вас сиротой назвал? Это у него шутки такие?
— Не шутки.
Хмурится, молчит, явно ничего больше добавлять не собирается. Но от мамы так просто не уйдешь.
— Вы что же в детском доме росли?
— Рос.
Ответ ещё короче и еще однозначнее — человек вежливо дает понять, что разговор на эту тему ему до крайности неприятен. Даже до мамы наконец-то доходит. Она поднимается с табурета, на котором до сих пор сидела, чопорно прощается и идет из палаты, предварительно крепко ухватив меня за руку. Выдраться из ее «захвата» мне удается только в коридоре.
— Подожди меня, пожалуйста, я сейчас. Разворачиваюсь и бегу назад. В спину как выстрел:
— Анна!
Даже не притормаживаю, только голову в плечи втягиваю и кажется пригибаюсь. Федор лежит и смотрит в окно. Брови нахмурены, левый кулак — тот который я вижу от порога — крепко сжат. Сажусь рядом с ним на кровать. Смотрит на меня, молчит. Робея прикасаюсь к его стиснутой руке. Он перехватывает мою кисть, подносит к лицу, рассматривает пальцы. Потом прикладывает к моей ладони свою, сравнивает. Разница огромна: мое тонкое запястье, узкая ладонь, длинные пальцы человека, который родился в семье, где давно не зарабатывают на жизнь физическим трудом. И его мощная, широкая как лопата мужицкая рука…
— Вот так и мы с тобой…
Быстро прижимает мою ладонь к губам, а потом почти отбрасывает.