Он вдруг наклонился и прижался губами к моей шее. Я непроизвольно запрокинула голову, но он не целовал, просто замер. А потом поднял лицо так, что его губы оказались в двух сантиметрах от моих. И снова посмотрел в глаза. Меня же такая близость подстегнула к порыву — я потянулась, чтобы этих пары сантиметров между нами уже не было. Однако некромант не позволил поцеловать — чуть отодвинулся, но остался в той же самой близости. От его шепота у меня задрожали ноги:
— И все? Я думал, будет сложнее.
Стало неприятно. Но я заставила себя не отшатнуться. Голос немного дрожал:
— А это и есть сложно. Просто вы слишком сильно напоминаете мне Дмитрия Александровича. И мое сердце забывает о том, что передо мной не он. О, я уверена, что если бы сейчас передо мной стоял любимый, то меня бы уже никто не остановил.
В точку! Темные глаза стали черными — я это точно заметила! Но голос был таким же тихим и спокойным:
— Что ты делаешь? Пытаешься вызвать во мне ревность?
— А вам не нравятся такие сравнения? Простите, я не знала, — кое-как удалось не улыбнуться.
— Вопрос в другом: зачем тебе моя ревность?
Ну ладно, счет равный. Ведь сейчас было бы очень приятно узнать, что он ревнует. Хотя ничего о том не говорило, только мимолетное ощущение. Я только сейчас заметила, что мои руки лежат на его плечах — это не страстное объятие, просто касание на уровне рефлекса. Но мне подобный рефлекс не понравился! Потому я быстро опустила руки и попыталась отстраниться. Притом он продолжал держать меня за спину. Улыбнулся моей попытке и не отпустил.
— Нет, Ольга, мы еще не закончили. Теперь можешь меня поцеловать.
— Можешь?! Звучит, как разрешение, которое я долго выпрашивала!
— Поцелуй меня. Закрой глаза и поцелуй. Помнишь же — никаких споров?
На самом деле мне не пришлось себя принуждать. Ведь так легко делать то, чего очень хочется, когда над головой висит целая сделка — мол, и не хочу вовсе, но вынуждена. Я выдержала секунду, чтобы изобразить замешательство, потом потянулась к его губам и как только коснулась их, глаза сами закрылись. И ощутила внутреннее ликование, когда на этот раз он ничего не стал мне доказывать, только прижал к себе и перехватил инициативу. Я приоткрыла рот, впуская его язык, и теперь уже осознанно обвила руками шею. Шакка зарывался пальцами в мои волосы, напирал все сильнее, а мне оставалось только возбуждаться от ощущения его страсти и пытаться не выдать стон, когда он отстранялся. Теперь руки его не были нежными, да и мне хотелось изогнуться, чтобы вжаться в него еще теснее. И если бы только некромант сейчас толкнул меня к постели, то я бы и на утро вряд ли назвала происходящее изнасилованием. Но он вдруг ухватил меня за плечи и отстранил от себя. Разочарование заставило меня выдавить: